X I U M I N
L U H A N

|

CHAPTER I

SOMEONE CALL SUPREME GAY! /DESPARATE LUHAN WALKS IN DANCING OVERDOSE/

В гостях у Минсока всегда было прикольно. Только вот путь до его вычурного мрачного поместья совершенно не прикольный, да и добираться обратно в цивилизацию Луханю всякий раз нелегко. Но это мелочи. Главное, что им всегда весело вдвоём, потому что обезграниченная фантазия Сюминя, вперемешку с его аномальными способностями, умноженная на страстный азарт Луханя никогда не заставит парочку скучать. Но сегодняшний день был особенным. Лухань пришел не просто повеселиться, а по важному делу, поскольку только его лучшему другу, он уверен, под силу исполнить любое желание китайца. И желание это далеко не похоже на все предыдущие, типа поджарить налету кусок мяса или заставить своих воронов танцевать гроул.
- На этот раз все серьёзно, Минсок, - удрученно произнес Хань, съедая из огромного блюда с ассорти из морепродуктов одни только креветки, макая их в соус с каплей крови гетеросексуальных неудачников, коих собственноручно отловил Ким. Выдержав драматичную паузу, он тщательно прожевал и поднял свой ясный взгляд заядлой шлюхи на лучшего друга, зачарованно молвя, - я влюбился!

Минсок не особо любил свое родовое поместье. Оно находилось слишком далеко от ближайшего населенного пункта, да и посылать туда за одним единственным мороженым своих слуг было слишком долго. Да и охраны тут было столько, что ни один «Ночной Лис» или компания Дэнни Оушена туда пробраться не сможет, даже если перед окном сюминового кабинета начнут совокупляться Брэд Питт и Джордж Клуни, хотя идея, вроде, неплохая. Зато у Минсока были друзья, которые остались с ним даже после того, как тот узнал, что он теперь верховный ведьмак и может дофига всего. В их числе находился и Лухань – китаец, который всюду следовал за Сю, его верный соратник, друг и совсем чуть-чуть подданный (в результате приобретения такущей вот силы, Минсок не смог не подвергнуться мании величия, так что про себя он всех друзей называл «подданными»). Они часто проводили вдвоем время в его особняке, так что их смех заполнял комнаты этого, казалось бы, уже давно мертвого здания.
Вот и сегодня лучший друг решил навестить его. Сначала они поговорили о делах и прочих вещах, а потом Минсок услышал изречение, которое в принципе слышать от его друга было несколько аморально, но уже привычно.
– Кто на этот раз? – он откусывает от корзиночки с кремом, включающим в себя ту самую любимую кровь гетеро-особей, и довольно морщится, смакуя вкус. Нет-нет, он не хотел обижать друга, просто такие заявления он слышал чуть ли не каждый раз до этого. – Нет же, Пабло, дорогой, погоди, потом сделаешь нам массаж, иди, погуляй пока с Алехандро, а то он первый день гей… ему так непривычно, нужно освоиться, – закончив указывать слугам, Сю вернул свой внимательный и целомудренный взгляд к Ханю. – Так, кто он? Я его знаю?

Воочию увидев, как Сюминь командует своими поддаными, Лухань впервые искренне порадовался тому, что ему повезло родиться не только первородным геем, но еще и лучшим другом великого вурдалака. Власть и сила Минсока поистине впечатляют в столь юном возрасте и Лу всегда поддается восхищению. Проводив подозрительным взглядом молчаливого слугу по имени Пабло, который вечно ошивается где-то поблизости, зная даже больше, чем ему положено, Хань наклоняется над столом, оперевшись на сложенные руки, и с таинственным предвкушением тихо произносит имя своего очередного избранника, который, между прочим, учится в том же задрипанном колледже, что и Лухань.
- Вот его фотография, - заранее подготовившись, юноша протягивает Минсоку снимок, нетерпеливо ожидая от того хоть какой-то реакции, - хён, что ты можешь мне о нем рассказать? А после затяжного молчания, которое Хань воспринимает не очень хорошо, добавляет поспешно и с толикой паники, что ему могут отказать в помощи: Клянусь, это любовь с первого взгляда, Миньшо! Погадай мне на него, пожалуйста.

Минсок нахмурился, увидев на фотографии незнакомого человека. Впрочем, и аура у него была какая-то смутная, подозрительная. Услышав же нотки паники в голосе друга, он похлопал того по плечу, призывая расслабиться. Спустя пару секунд, на его плече оказался его любимый ворон – Ило, который принялся каркать, пока Сю не шепнул птице пару слов, после чего тот замолчал.
– Хорошо, мой дорогой друг, погадаю, – он жестом пригласил Луханя присесть в начале длинного стола, которым обычно пользовались, чтобы принимать в гостях целые семьи за ужином. Присев рядом, Минсок вытащил из кармана любимую колоду карт Таро и принялся сканировать сначала ауру Луханя, а потом уже вытаскивать сами карты. Достав трефового короля, он произнес. – Ты не говорил, что он учится с тобой в одном колледже, – Сю покачал головой и вытащил следующую карту – червового валета. – О, да я погляжу, он тот еще ловелас, – теперь уже ведьмак нервничал, ибо эта популярность ловеласа могла доставить проблем Луханю. Следующей картой оказалась бубновая шестерка. – Ох… Этого-то я и боялся, – парень тяжело вздохнул, сложив карты обратно в колоду и убрав их подальше. Он сделал один глубокий вздох и взял младшего за руку, как бы заранее подготавливая. – Он – гетеро, - на это слове Сюминю аж пришлось заикнуться, ибо такое несчастье выпало на долю его друга. – Прости, Лухани-я, но я не вижу для вас будущего… Сожалею.

Мир в одно мгновенье рухнул. Хань отсутствующим взглядом уставился куда-то сквозь Минсока, прокручивая его слова в своей голове, а потом и эти кошмарные мысли обратились в ничто, словно его голова всегда была пуста . . . в сердце тоже стало жутко пусто. Лухань слабо сжал в своей руке теплую ладонь Сюминя, давая тому знать, что его друг все еще жив, все еще дышит, а потом тихо и трагично всхлипнул, ощущая на щеках пекущую влагу. Он честно не ожидал такого поворота и жизнь милого гея абсолютно точно не готовила его к подобному удару судьбы. Но волна удушающего осознания накатила позже, когда Хань выплакался в плечо своему другу, резко толкая того от себя и в лучших традициях неадекватного Эвана Питерса крича бесконечное «не-е-е-ет! нет! нет! не-ет! не-е-ет!». Лухань искренне и невозвратимо возненавидел свою жизнь и все, что с ней связано, и клянусь всеми голубыми богами, если бы ему под руку сейчас попалась его мамка, он бы раздербанил ей лицо серебряным подносом, которое он зло швырнул в стену с оглушающим звоном. Он даже не беспокоился, что это не его дом и не его еда, и не его слуги, и не его неоновые кроссовки — просто крушил и ломал всё подряд, выпуская свою боль. И лишь после того, как все было безжалостно уничтожено, наступило мгновение смиренного молчания.
- Сюмин-а, - хрипло выговоривает Хань, ужасаясь собственному голосу и чувствуя, как его обнимают все те же заботливые руки, - помоги мне, Сюмин-а . . . я так хочу его. Он отстраняется, судорожно хватает друга за плечи, в последней надежде всматриваясь в умиротворенное лицо Мина, и просит так отчаянно и из последних сил, - пожалуйста, должен же быть какой-то способ!

Минсок совершенно невозмутимо наблюдал за тем, как Лухань, впавший в ярость, разворотил добрую часть зала. Кивнув, недалеко ходившему Пабло на бардак, он вернулся к другу, обнимая того за плечи, а после снова натыкаясь на эти полные пустоты и отчаяния большие глаза. Если честно, Сю впервые видел своего друга в таком состоянии, он никогда и представить не мог, чтобы Хань вел себя так из-за какой-то очередной любви. Хотя… все его пассии не были гетеро до этого момента. С другой стороны китайцу очень повезло, что у него есть такой друг, как Минсок. Обращение гетеро-особей в гомо-особей было его практикой, специализацией… он немало экспириенса потратил на эту вещь, а также вкачал достаточно невообразимые для других ведьмаков скиллы. Сюминь снова приобнял за плечи друга и отвел того к дивану, усаживая паренька и задумчиво покачивая головой.
– В конце концов, ты обратился к правильному человеку, – одним жестом он подзывает к себе Пабло, который встает рядом, аки статуя. – Этот парень еще несколько дней назад был женатым человеком, любящим мужем и отцом, если точнее. А теперь он здесь… он принимает мои дары – невинных мальчиков – и подметает здесь полы, а также выполняет все мои прихоти. Пабло, ты прекрасен, – не выдержав, Минсок впивается в губы страстного испанца и целует его, пока в легких не кончается кислород. – Сделай моему другу успокаивающую смесь, она ему понадобится. А ты, – теперь он обращается к китайцу. – Подбери нюни, подумаешь, гетеро… Развел драму. Я могу провести этот обряд, но тебе придется заплатить… но я не уверен, сможешь ли ты пойти на такое, чтобы этот парнишка стал твоим. Ничто не делается в этом мире просто так, друг мой. Наши голубые боги тоже требуют жертв.

Для реабилитации психики Ханя не хватало именно вот этой феерии горячо сосущихся парней перед своим же носом и Лу довольно быстро трезвеет от уныния и приходит наконец в себя. Да, ему определенно полегчало и даже самому захотелось маленькой капли услады, но Лухань быстро дёргает себя за рога, вспоминая о том, что хочет делать это только со своим неповторимым возлюбленным, пусть и будучи законченной {censor}. Вот так он и сдержался от резкого порыва припечататься к губам Минсока, вместо этого вытирая слёзки рукавом его объемного черного верха. Слова Сюминя поселили в израненной душе блядского романтика надежду на счастливую любовь и Хань немедленно цепляется за руку своего суперминсока.
- Я согласен! Я на все готов, Миньшо! - отчаянно и, может, чересчур громко заявляет Лу, почти сразу отпуская друга и усаживаясь на диванчике поудобнее. Юноша подтягивает к груди ноги, уютно обнимая свои колени, и говорит почти неслышно, обеспокоенно, - я не знаю, что это за чувство; я будто одержим им.
Пабло все так же молчаливо преподносит дымящуюся пиалу с горячим напитком, а Лухань с промедлением её принимает, втягивая носом приятный аромат волшебных трав. - Так что теперь? Какие действия ты предпримешь, хён?

Кажется, Лухань, наконец, взял себя в руки, как того и требовал Минсок, кореец заметил это. Он все еще стоял и смотрел на своего младшего тонсэна, который с необычайным спокойствием поглощал зелье. «Что же мне со всеми вами делать, а», – сосредоточенно уставился куда-то в сторону оленьих рогов на стене Минсок. Была пара мыслишек в его умной голове, но только вот его беспокоил исход этого обряда. Все 16 парней и мужчин из прислуги были обращены им без каких-либо побочных эффектов и проблем в целом… ну, разве что, у одного из них прибавилась пара лишних конечностей, ну с кем не бывает.
– Собери Кая и Тао. Я буду ждать вас завтра вечером у себя, к тому времени я разработаю план действий и поделюсь им с вами. И, Лухань, – многозначительный взгляд в сторону китайца. – Будь осторожен, нам ведь не нужны неприятности, верно? – он улыбнулся и похлопал того по плечу, после прогулочным шагом удаляясь в сторону лестницы. – А мы с Пабло пока найдем, чем заняться, верно Пабло? – слуга лишь довольно хмыкнул и тряхнул головой, поправляя свои черные, как смоль, локоны. На прощание Сюминь помахал младшему рукой и скрылся окончательно за поворотом на второй этаж.

X I U M I N
L U H A N
K A I
S E H U N
T A O

|

CHAPTER II

IF YOU DONT WANT TO HAVE SOME SHIT PROBLEMS WITH SUPREME GAY — TURN GAY!

Минсок со скучающим видом сидит на своем троне, расположенном в центре огромного зала его родового поместья. Этот особняк достался ему от отца-колдуна, который уверял того, что это место обладает особой магической силой притяжения. Сюминю было похеру на какую-то там силу притяжения, ибо ему просто нужно было где-то жить. Недавно к нему обратился один из его поданных и лучших друзей по совместительству с просьбой. Разобрать эту просьбу на общем собрании ведьмаков гейского шабаша – было лучшей идеей, ибо все делать одному на редкость скучно и слишком быстро. Нужно было заставить поработать кого-то еще. Поэтому Мин пригласил сегодня к себе Луханя, Кая и Тао – парнишек, которые были его друзьями еще с давних времен.
– Нет-нет, Пабло, пока рано подавать кровь гетеро-особей, – остановил он одного из прислуги парня, который еще пару дней назад был не то, что заядлым гетерастом, но еще и женатым человеком. А теперь он тут… в прямом смысле слова целует ноги Минсоку и подает закуски. Так, мелочь. – Нужно дождаться наших гостей, дорогой, – он довольно хмыкнул, пока Пабло принялся делать ему массаж ступней. Сам же Минсок попеременно зажигал пальцами огонь, исходящий от ладони. «Где они шляются, это неуважение к верховному», – раздраженно покачал головой и тяжело вздохнул.

Легкие сумерки зимы легли плавными румянами на небосвод. Прямо сейчас у кого-нибудь намечается просмотр душераздирающих ужастиков или даже сытный ужин в семейном кругу, где все друг друга ненавидят, но таким счастливчиком явно не будет Лухань, потому что он в компании своих странных друзей («вы странные!» — «а ты шлюха!») плетётся хер знает куда, однако не хер знает зачем. У парня была определенная цель, и он её обязательно добьется во что бы то ни стало при помощи своего лучшего друга из мрачных дебрей. Прямо сейчас, пока где-то кто-то умер от сердечного приступа из-за выползшей дамочки с экрана телевизора или поперхнулся рыбной косточкой за любвеобильным ужином в кругу семьи, где скорее задушат, чем помогут, Лухань подскальзывается на ровном месте, с оханьем хватаясь за шедшего рядом Кая. На этом же месте подскользнулся Тао, обрушившись с визгом на лед, и друзья сначала вдоволь насмеялись, прежде чем продолжить путь.
- Ну и в жопе же ты живешь, Миньшо, - неустанно и в который уже раз повторяет Хань, отмахиваясь от воронов, что кишат по всему поместью. Стряхивая снег с волос и одежды, парни подошли к пьедесталу, на котором восседал верховный пидарас. - Все в сборе, хён, можем начинать.

Топая по вычищенным от снега тропинкам в сопровождении двух своих друзей, Кай размышлял о своем бытие. Слишком часто в последнее время он стал задумываться, какого хрена он делает в своей жизни. Еще чаще он задумывался над тем, какого хрена в его жизни делают эти остолопы – оленья шлюшка, панда-переросток и верховный вурдалак голубых кровей. Каждый раз он приходил к выводу, что просто очень дорожит этими отношениями, иного объяснения тому, почему он до сих пор их не послал, не находилось. Хотя, казалось бы – чего ему стоит просто отрешиться от мира сего и на всю оставшуюся жизнь засесть в своей химической лаборатории над изобретением нового зелья невиданной силы. Ан нет, этот выход только для слабаков, а Кай, конечно же, не был слабаком, поэтому сейчас он тащился в замок верховного предводителя всей гейской братии и останавливал от падения всяких рогатых особей легкого поведения. Пандообразных спасать не спешил – себе дороже быть похороненным под весом этого «малыша». С горем пополам, насмеявшись и нападавшись, пидорская делегация достигла наконец-таки пидорского замка пидорского короля и расположилась возле трона последнего.
- Да-да, хен, можно начинать, - немного недовольно изрек Кай, - потрудитесь объяснить уже – что происходит, а то Лу-хен отказался рассказывать о причинах нашего очередного собрания самых завидных геев страны.

Все, что чувствует Тао – это ломка. Невыносимая, но вполне объяснимая им самим. Ведь он так долго не держал в руках свой большой, твердый.. Айфон. Так долго не снимал себя на зеркальную камеру, что дорога кажется просто невыносимой. А еще и леопардовые перчатки совсем не согревают руки.
Ну, зато они красивые, - думается парню про себя, когда они все же подходят к особняку. Китаец, само собой, падает на долбанном льду у самого входа, но совсем не удивляется такому вот прискорбному событию. Да, он неудачник, но зато чертовски сексуальный. А еще на нем такой пестрый леопард бывает, что каждый позавидовать может.
Ему совсем не хочется ничего говорить, и он просто кивает на слова старших, посматривая на трон, а затем и на вождя их гейской компании. Последний его интересует мало, но вот трон в очередной раз слишком манит. Гламурный панда-гей не раз просил у Минсока разрешение на то, чтобы сделать хоть одну ничтожную селку вот на этом прекрасном сидении, но все тщетно. Этот не поддавался ни на одну из уловок младшего. Даже сногсшибательное эгьё не помогало. А это, знаете ли, было серьезнее некуда. Однако, Тао старается очистить разум и хоть немного, да прислушиваться к беседе своих друзей. Для чего-то он еще раз кивает, изображая на своем лице самое деловое выражение, которое только имелось в его богатом арсенале. И плевать, что это было совсем-совсем не в тему.

Минсок скептически смотрит на своих друзей, останавливаясь на мордашке Тао, который строил настолько глубокие выражения лиц, что аж самому Сюминю захотелось поиграть с мимикой. Телекинезом примагнитив себе бокал с кровью гетеро-особей, парень учтиво улыбнулся и жестом указал на стол с закусками.
– Угощайтесь, друзья мои, – сделав пару глотков и довольно простонав с закрытыми глазами, Сюминь, наконец, собрался с мыслями. Придумать план заранее он не смог, потому что бедняжку отвлекал несносный Пабло… перед приходом Луханя с которым они еле отцепились друг от друга. «Господи, эти губы так и манят меня», – пронеслось в его голове, пока верховный осматривал Кая. «Определенно его губы так… похожи на губы Пабло», – еле заметно даже для самого себя, всхлипнув, Минсок все-таки продолжил речь. – Итак, я тут подумал и прикинул… Чтобы произвести обряд нужно сначала обыскать его комнату на поиск предметов, которые принадлежат ему. Это должны быть явные намеки на его гетеро-принадлежность, так что ищите хорошенько.  Я обеспечу сегодня этому парню хорошую ночку, так что раньше 6 утра он домой не вернется. А вы, – он грозно сдвинул брови и посмотрел на гейскую ораву детей перед троном. – Действуйте быстро, без приколов-подколов, без мешканья. У вас есть цель, можете идти. Иии, Лухань, подойди ко мне, дорогой, – он поманил тонсэна к себе и, когда тот подошел, шепнул на ухо. – Оповещай меня иногда смсками, как ваша работа продвигается… я, конечно, и так могу нагуглить картами, но смсками быстрее, – поцеловав оленя в висок на прощание, он начал выводить в воздухе странные символы указательным и средним пальцами. Благословение, на удачу.

Вот еще один плюс тащиться к Минсоку в лютый мороз, через непроходимые бурые заросли и свору сторожевых псов — бесплатный хавчик. Лухань, как известно, сразу после секса боготворит вкусную экзотическую еду, которой у Сюминя всегда навалом, поэтому в большинстве случаев просто закрываешь на все глаза и идешь за своей заслуженной едой. Вот и Хань с чувством пройденного испытания за нямку набросился сразу же на копченый и ароматный шмат баранины, вонзая в него все ножи и все вилки, чтобы оторвать хоть кусочек, а когда ему это всё же удалось, то запихал в рот ещё и остального понемножку. Еле двигая челюстью, Лухань с уколом ревности заметил, как плотоядно смотрит на Кая верховный, потому стал чавкать громче, выдавая свое недовольство. Они, конечно, все тут друзья и братья по ориентации, поэтому могут смотреть друг на друга под разными углами и с разными мыслями, но Чонин в этой компании был по-особенному любим Луханем, так что, да, он бы предупредил пальчиком, если бы не подавился случайно, панически запивая застрявший где-то подлый кусок вином. Ой, или это опять кровь.
Приняв к сведению все указания, Хань получает еще одно дополнительное, активно кивая головой каждому слову Сюминя и поднимая большие пальцы кверху мол всё окидоки. Перед самым уходом он делает еще несколько больших глотков алкогольного пойла, захватывая с собой пару кистей винограда на десерт, и налетает на своих драгоценных Кая с Тао.

Озвученная Мином миссия совсем не удивила Кая – в конце концов, их верховный был знаменит своими потугами на перевоспитательном поле боя, он с удовольствием переводил парней из разряда «голубых кровей» в «голубые телом и душой». Чонина лишь смутила кандидатура предстоящей жертвы – мальчишка, судя по воспоминаниям. Ну да, симпатичный, но не слишком ли смазливый и молодой?  Хотя… Кто знает, зачем он понадобился главному гею их компании. Но, как бы любопытно ему не было, спрашивать он не собирался, во всяком случае, у Минсока – тот не любил лишних разговоров, а Чонин сегодня не готов был умирать. Лучше по дороге осторожно все выведать у Лухана – этот легкомысленный олень разболтает все и даже те подробности, о которых Кай предпочитал бы не знать. Судя по «интеллектуально одаренному» лицу Тао в данный момент – он тоже ничего не знал, значит Чонин не один насядет на рогатого друга, а грубая гламурная сила еще ни в одном деле не мешала. Кай задумался над ситуацией, на автомате подняв со стола стакан вина/крови/гейской любви. Пригубив его, он даже немного удивился – на вкус было не так уж и плохо, может уже привык, а может и сжег себе все рецепторы экспериментами. Как бы там ни было, проверять все версии кувшином выпивки не было времени – Лухан наконец-то нажрался от пуза, следовательно, пришло время выдвигаться. Кай только и успел, что сделать кивок-недопоклон в сторону Минсока, после чего был за руку утащен из замка верховного.

Тао не хотелось есть, да и пить тоже. Но вот снимать на камеру айпода красиво расставленные вкусности – легко. А потом еще пара-тройка десятков тех самых селок на фоне накрытого стола, на фоне повелителя Минсока, на фоне милого Лу, а затем и сногсшибательного Кая.
Позже панда обязательно выложит все эти чудесные фотографии во всех своих соц. сетях. Но на данный момент этому китайскому гею нужно было делать деловой вид (хоть немного), да слушать какие-то указания.
Сути Тао не знает, поэтому и вникает во все это без какой-либо охотки. Все то, о чем говорит их гейский повелитель он, конечно, выполнит, ибо хоть какая-то деятельность, какое-то веселие.
Он лениво поклонился гейской булочке, а затем практически повис на малыше Лу:
- Вперед за приключениями, парни, – выговаривает китаец на своем китайском, практически выпихивая старшего к выходу. Каким-то боком он умудряется схватить за запястье и Кая. Пара драматичных минут, и эта пидорская троица покидает самое пидорское в мире поместье.

Нет, в самом деле, Минсоку следует выделить им специальную машину, желательно с личным шофером, а не то Лухань за время визитов к верховному убьется даже раньше, чем познает истинный вкус вечной любви. Полностью окоченевшие и продрогшие до костей парни возвращаются в город ближе к девяти вечера под увлекательный рассказ оленя о своей воздыхательной пассии. По пути в общежитие они решают закупить всякого кушанья, чтобы остаток времени до нужного сигнала не ворочаться червячками по полу от голода и скуки. Действуя по заученному плану в супермаркете (Хань платит, Кай выкладывает еду, Тао страхует), парни с измученными лицами наблюдают, как молоденький кассир пробивает их драгоценную жрачку специальной штучкой уже долбаные десять минут. Поникнув от тоски, Лу достает из кармана куртки свой смартфон, чтобы в очередной раз полюбоваться на профайл Сэхуна в твиттере, который не обновлялся уже пару дней, и вместо томных вздохов он внезапно выкрикивает изумленное «воа!», чем чертовски пугает своих приятелей.
- Смотрите-ка! - на экране смартфона виднеется свежий ретвит от Пак Чанёля (очередной натурал и просто звезда их конченного колледжа) с новостью о ню чумовой тусовке в «Омеге» точно в десять вечера, и Лухань победно улыбается, мысленно благодаря Минсока за проделанное волшебство. Теперь самое ответственное по плану — взлом в квартиру О с приобретением необходимых для ритуала вещей, а там дальше подобрать пьяненького цветочка по дороге будет уж проще простенького. Единственное, нужно только забежать в общагу (куда они, собственно, и несутся) и захватить с собой весь ведьменский инвентарь (что они, собственно, и делают).

План не казался Каю таким уж и сложным, но проблемы все же были: чтобы приступить к их суперсекретным пидорским действиям, нужно было еще топать фиглион времени до места назначения. За прошедшие минуты-часы-годы парни успели промерзнуть до внутренностей и послушать душераздирающую историю оленя. Сказать, что Кай был удивлен – это ничего не сказать. Да, у Лу чуть ли не каждую неделю было новое увлечение, но чтобы вот так влюбиться… Не ожидал Кай от, мягко говоря, легкоповеденческого… да зачем мягко! от шлюшки-побегушки Луханя настоящей любви. А может, они все просто недооценивали этого малыша, и он им еще покажет. Вместе со своим избранником. Ох, и не повезет же этому мальцу…
Часов в девять, когда походкой парни напоминали больше зомби – такие же еле передвигающие и почти мертвые от холода – они наконец-то добрались до места назначения. Перед ними возвышалась высотка, наверняка полная старинных, общажного вида комнат. Тем было лучше – в таких местах редко обращают внимание на посторонних, и если сделать лицо попроще, можно было спокойно сойти за своих. Тут Кай оглядел своих соратников. Ну, ладно, Олень еще более менее был похож на студента, тем более он был маленьким и выглядел очень смазливо, ему и надо было только улыбаться, как все сразу падали к его ногам. А вот с Пандой могли быть проблемы. От него бичфейса если и дождешься, то сразу свалишься с сердечным приступом, поэтому Кай принял героическое решение…
- Так, Тао, ты остаешься здесь, - как можно увереннее сказал парень. – Следи за обстановкой, если что – кричи. У тебя глотка луженая – точно услышим, как бы глубоко в жопе мы ни находились.

Взламывать замки Лухань научился еще в детстве, будучи непоседливым и любопытным мальчиком, которому было интересно, что за волшебные конфетки прячет папка в личном сейфе. На самом деле, те блестящие пестрые пачки оказались всего лишь обычными презервативами, кои как-то мало впечатлили тогда еще совсем йуного Ханя. Это позже, повзрослев, он по достоинству оценит такие штуки и найдет им непосредственное применение, безжалостно разрывая разноцветные ароматные обёртки своими белоснежными зубами. Конец трусторе.
С безоговорочным успехом выломав ногой дверь той самой квартиры, латентный альфасамец по имени Лухань гордо ступил за порог, с интересом осматривая свои будущие апартаменты.
- Я попал в рай, - блаженно улыбнулся он, проходя внутрь и запрыгивая на чужую незаправленную постель под странные смешки Кая, который уже вовсю сметал книжки с небольшой полки у стены. А вот Хань не хотел ничего искать, только перекатываться по кровати прямо в ботинках и обниматься с подушками, на которых спал его возлюбленный. Он уже почти представил, как бы Сэхун желал ему спокойной ночи своим мягким засыпающим голосом, как вдруг обнаружил под одеялом самый настоящий . . .
- Пиздец, - «Плэйбой». В сердце больно кольнуло от очередного осознания, что его любимый мальчик дрочит на красивых девочек-моделей из эротического журнала, но он сдержал слёзки отверженного гея, накатав короткую смску для Ким Миньшо. Брезгливо откинув от себя журнал, но недалеко! Хань поднял свой победный взгляд на Чонина. - Что-нибудь нашёл, мой шоколадный зайчик?

Как и предполагал Кай, пройти в общагу им с Лу не составило большого труда, поэтому уже скоро они топали по лестнице к нужной комнате. Лестницы… Кай ненавидел лестницы. Он дышал и топал, топал и дышал, почти умирал, но утешал себя тем, что таким образом качает задницу. Когда они добрались до нужной двери, одышка у парня была словно и старинного старика, но это не помешало ему насладиться моментом активации Ханя-мужика, когда он легким движением тела вышиб дверь.
- Вел бы себя поосторожнее, нам следов оставлять не стоит, а выломанная дверь, естественно, дофига не подозрительна, - проворчал Кай и вошел внутрь вслед за гордым собой Лу. Олень сразу же рванул к чужой кровати. Кай на это только хмыкнул – как вшивы думает только о бане, этот легкомысленный человек так же думал только о соответствующих ему вещах. Решая не терять времени на ерунду, Кай сразу принялся за осмотр комнаты, своей широкой душой разрешая Лухану поваляться. Все же он был милым малым, и заставлять того работать было просто кощунственно. Поэтому почетную миссию переворачивать полки Кай взял на себя.
Как ни странно, почти ничего в комнате не указывало на сексуальные наклонности проживающего здесь парня. Обычные книжки, обычная одежда, обычные трусы… Кай перебросил через плечо очередные семейники с ромашками и вздохнул. Такими темпами они тут надолго остануться.
- Пиздец, - одним словом выразил мысли Чонина олень, все еще лежа на кровати. Надув губы и нахмурившись, Кай развернулся к рогатому другу.
- Ничего тут нет, или он огромный конспиратор, или чист перед гомосекским законом. А что это у нас глазки так горят? Что-то нашел?

А если по-хорошему вот, то сжечь нахрен этот «Плэйбой» и всю подобную гадость, сжечь-сжечь-сжечь, не дрогнув рукой и умом, а из эротики в этой квартире оставить только себя — нежного, красивого, запутавшегося в белоснежных простынях и эпично свалившегося с края кровати с благоговейным матом прямо на свой многострадальный зад. М-да, Сэхун однозначно влюбится в этого парня с первого взгляда, должен влюбиться, просто обязан! притом ласково приговаривая «где ж ты был все это время, любимый мой, я искал тебя всю свою жизнь, в рот мне ноги».
Хань быстро поднимается с пола, встает гордо, расправив плечи, и очень надеется, что Кай ничего не видел, хотя тот смотрит прямо в упор и уже слышно посмеивается над неуклюжестью приятеля, готовясь вставить какой-нибудь по-милому издевательский комментарий, только Лу успевает вовремя пригрозить ему пальчиком.
- Обещаю, я ударю тебя, если скажешь хоть слово! - Лухань знает, что Чонина это вряд ли остановит (да его вообще ничто не остановит), но он хотя бы попытался. Ю трайд, ю фэилд, как говорится. - И вообще, валить пора, время поджимает, - опасливо произносит он, взглянув на наручные часы, и насильно пихает Каю журнальчик, - нам еще Тао спасать от селкозависимости и Сэхуна волочить в голубые дебри (передаю привет проклятому Ким Миньшо). Парни кивают друг другу (зачем они это делают?) и выходят из квартиры, аккуратно прислонив вышибленную дверь к дверному косяку, как будто так оно и было всю жизнь. Ненуачо?

Было бы странно, если бы охотничий олень не нашел никаких доказательств гетеросексуальности своего будущего парня (Кай ни сколько не сомневался, что тот бедный малый уже попался на крючок, даже не познакомившись с Лу). На самом деле, журнал как улика был весьма... посредственным. Было сразу понятно - у хозяина комнаты, которую двое магов-самоучек только что собственноручно (и собственножопно, если засчитать смачный шлепок Луханя об пол) разнесли, не было никакой фантазии. Кай предрекал этой парочке кучу скучных, однообразных ночей, полных пусть и жаркого, но неинтересного секса. Максимум - Лу додумается возомнить себя ковбоем и прыгнет на своего суженого со шкафа, изображая картину "великий мастер запрыгивает на коня". Да, скучный и извращенец, парочка что надо, Кай даже всплакнул. Где-то глубоко в душе, возможно даже не своей.
Так как ловить парням в этой комнате было больше нечего, они, как порядочные граждане своей страны, спокойно вышли в коридор и поставили дверь обратно. Можно сказать, что они сделали все возможное, чтобы от их присутствия не осталось и следа. Но, уже отходя от места "преступления", Кай поинтересовался, задумчиво покручивая в руках несчастный журнал:
- А нам точно хватит этой бумаженции? Что-то у меня сомнения, - подвигал он бровями. - А вдруг ему это подкинули? Или друг заходил и оставил, а твоя новая любовь тут и не при чем? Как легко ты предаешь свою судьбу!
Немного помолчав, Кай криво улыбнулся:
- Ах, ну да, это у тебя в крови, - сделал он непонятный жест рукой, который должен был выразить все, что он думает о... чем-то. - Меня ведь ты тоже кинул!

Ох этот неловкий момент, когда твой бывший внезапно вспоминает о том, что у вас когда-то были отношения. Врочем, Кай никогда не забывал. Впрочем, Лухань тоже. Он до сих пор, спустя полгода их болезненного разрыва, замечает, как Чонин старается быть как можно ближе к нему, пусть они и решили, что образовавшаяся пропасть между ними может называться теперь только «дружбой». Вот именно так, в ковычках, потому что это лучшее определение тех взаимоотношений, которые связывают этих двоих до сих пор вместе. Хань все же прекрасно осознает, что никакая это не дружба. Это полное @#$№%&.
Лу запинается на месте, в монотонно-кремовом узоре стен узнавая горький оттенок. Не цвета — голоса. Кай усмехается, а Хань чувствует эту кривую улыбку на своей спине, щелочь которой прожигает его насквозь. До костей. До сердца. Похоже на ту боль, что зовется болью.
- Чонин, давай не будем, - в полуобороте звучит его ответ, во взгляде мерещится сочувствие. А ведь это легко — ломать чью-то жизнь, легче, чем ломать рыхлые кости. Луханю-то и вовсе, наверное, стоило размозжить хрящи еще при рождении. Возможно, мир был бы лучше, возможно, только хуже.
Как уж тут понять?

Нет, Чонин совсем не хотел пристыдить Лу или сделать ему больно. Что скрывать, и сам Ким от каждой сказанной фразы будто получал новый порез на сердце. Однако и поделать парень ничего не мог - слова сами вырвались из несдержанного рта, а горькая усмешка уже давно была частым гостем на этом лице. Прошлое сейчас казалось несколько туманным, все события виделись сквозь дымку. Встреча, отношения, расставания - все потерялось, словно бедный ежик. Осталось лишь море разочарования, в котором одиноко дрейфовал еще корабль надежды на светлое будущее.
На секунду Каю стало даже стыдно, когда после его слов олень немного сник и запнулся на ровном месте. Было видно, что ситуация и для другого парня воспринимается так же болезненно, пусть он и сам был инициатором. Несмелая просьба прекратить разговор еще больше доказывала это.
- Прости, конечно, я не должен ворошить старые угли, - с долей сожаления в голосе произнес Чонин, но в следующую секунду, будто вспомнив, что он на самом деле плохой парень, добавил: - Но признайся хотя бы сейчас, что это ты оказался во всем виноват!
Естественно, сейчас было не место и не время выяснять отношения, но Чонин чувствовал острую необходимость в данном разговоре. Уже давно нужно было прояснить все неловкости между ними, а в свете скорых новых отношений Лу вопрос встал еще острее. Кай просто не мог больше молчать.

Слова, как сопли из новогоднего насморка, рвались наружу бесконтрольно, и единственное отличие сегодняшнего дня от всех прошедших то, что Хань не будет доставать платок от живанши с изображением Бэмби, чтобы заткнуть им нос, а позволит соплям течь.
- Хорошо, - внезапно заявил Лу, - признаю, я бросил тебя, - его тон стал твёрже, без какого-либо намека на то, чтобы вздрогнуть или утихнуть, потерявшись в истеричных всхлипах. Это должно было быть сказано еще очень давно, но тогда, в годы розово-голубой любви между ними, не нашлось смелости, не нашлось храбрости, потому что оба были слишком юны и чувствительны. Особенно Кай. Особенно Лухань. И такие резкие, болючие слова травмировали бы их юношескую психику, ещё совсем неокрепшую, впечатлительную. Тогда казалось, что это раз и навсегда, на веки вечные, что любовь — настоящая, а секс — волшебный. Ожиданий было много, но реальность оказалась жестокой. Реальность каждый раз доказывает, что всё не так, как ты думаешь или хочешь, а именно так, как это должно быть. Лухань с трудом это понял, решившись на брейк-ап, завёл странный образ жизни, заработав себе репутацию кхмшлюхикхм, но в его представлении не было ничего странного. Он двигался вперед, общался с людьми, заводил отношения, надеясь, что когда-нибудь встретит настоящую любовь, а вот Кай так и застрял в тех мечтах, которые они строили вдвоем, и отказывался принимать реальность, обижаясь на весь мир.
- Но пойми, это было несерьёзно, - Хань сказал мягче, глядя Чонину в глаза, - мы увлеклись любовью, толком даже не представляя, что это такое. В то время очень хотелось кого-то рядом, хотелось чьего-нибудь тепла и ласки, и они притянулись друг к другу, вдохновлённо назвав это «любовью». Но это была не любовь, а всего лишь привязанность и чистый эгоизм. - Ты полюбишь, Чонин, по-настоящему, - Лу выдержал паузу перед тем, как продолжить, - но не меня. Через секунду он взглянет на часы и поднимет глаза на Кая, чтобы молча развернуться и двинуться по коридору дальше. Времени осталось мало.

— Добро пожаловать, — Минсок раскрывает массивную дубовую дверь, ведущую в его родовое поместье, пропуская внутрь очередную горстку студентов, зашедших на так называемую «вечеринку года», на которую были приглашены только избранные. — Хочу сразу предупредить, это ваша последняя ночь, вы все равно уже не жильцы, — он учтиво улыбается каждому и встречает на себе восхищенные взгляды — еще пара минут, и эти дети начнут считать его богом — гипноз действует незамедлительно, очаровывая каждого человека в этом особняке, так что вампир не скрывает своих сегодняшних намерений. Для него это не более чем забава. — Кто-то из вас станет избранным сегодня. Но не расстраивайтесь, если это будете не вы. Так или иначе, все наши гости послужат одной великой цели… каждый из вас, — он указывает изящным пальцем, украшенным массивным кольцом с печатью, на своих новых слушателей, а затем подмечает неподалеку Сэхуна, уводящего в подсобку одного из гостей. Минсок задумчиво улыбается, слегка прикусывая нижнюю губу еле заметным для человеческого глаза клыком. — Смелее, не стесняйтесь, сегодня вы вольны делать все, что захотите, — вампир замечает, как одна из девушек неуверенно тянется к одному из пирожных, коих красовалась внушительных размеров подставочка, основа которой была отлита из чистого золота — кто сказал, что завлекать можно только словами?
Студентишки тут же разбредаются по комнатам, а Сюминь ловит на себе серьезный взгляд стоящего неподалеку Чанёля. Мин еле заметно кивает, с улыбкой указывая на пару уже изрядно подвыпивших парней. Молодому вампиру долго думать не приходится, что наводит на мысль и самого Минсока. Жажда взывала к нему уже не первый месяц, а сегодня как раз выдался идеальный вечер, чтобы ее, наконец, утолить. Он всматривается в толпу развлекающихся студентов и задерживает свой взгляд на одной белокурой красавице, скучающей где-то в стороне. Проходит лишь пара минут, и вот они уже раскинулись вдвоем на разбросанных подушках в кабинете Сюминя. Она смеется, ни о чем не подозревая, говорит, что у него забавные клыки, и его взгляд, подведенный черной подводкой кажется ей возбуждающим. Вампир улыбается, очаровывая бедняжку, затуманивая ее разум насовсем, прежде чем впиться в ее нежную тонкую шею теми самыми клыками, которые привели ее в восторг. Кровь стекает по ее коже, но Сок не дает ей пропасть зря — слизывает ее, слегка кривя губы. Слишком молодая кровь очередной простушки… а он так надеялся на что-то более стоящее.

По вкусу кровь пьяного и непонятно откуда взявшегося Хуан Цзытао (серьезно, блять, кто его позвал?) оказывается жутко горькой, так что челюсть съеживает и Сэхун спешит выплюнуть темно-бордовую кровь на пол, брезгливо вытирая губы тыльной стороной ладони, при этом надеясь, что слуги не будут противиться и уберут эту дрянь (говорит он про кровь или Цзытао — уже решать вам). Но единственное, что за этот короткий вечер успевает понять сам Сэхун — он остается голодным уже около шести часов, шести минут, шести секунд ( 7, 8, 9 . . . ). И это дерьмово. Настолько, что он выходит из подсобки раздраженный и злой, хлопает дверью, оставляя тушу парня внутри и мечтая его больше никогда не видеть, а после направляется в сторону стола с закусками, где берет сразу три тарталетки с небольшими креветками, отправляя их в рот. Вкуса еды, конечно, не чувствует, но это хотя бы убирает горечь.
С самого начала у Сэхуна не было никакого желания приводить в их <дом> кучу народа, устраивать вечеринку, наблюдая за тем, как парни и девушки неумело двигаются под музыку (хотя внутренний голос Сэхуна иногда подталкивал его в сторону этой толпы, чтобы показать, как надо танцевать, ведь парень прожил столько времени, что уже давно обучился разным стилям танца, будь это французский паспье или зарожденный в 80ых хаус). Но О Сэхун мальчик скромный, да и хозяин этого замка Минсок, так что противиться ему не очень-то и хотелось, потому что была вероятность получить по жопе или столкнуться со взглядом, из-за которого каждому бы захотелось ретироваться куда подальше. Сэхуну вот, например, на пляж в Барселоне, где солнышко, песочек, а еще огромное количество горячих испанцев, чья кровь наверняка будет в сто раз вкуснее этого школьного сброда, которое все подтягивалось и подтягивалось в поместье.
Оглядываясь в поисках <своих>, Хун никого не находит, прекрасно понимая, что им сегодня перепало намного больше, чем ему самому (в голове уже строится коварный план, как бы подсунуть им крови Тао, чтобы они поняли все страдания). Всё это несправедливо. Будь О маленьким ребенком, то обязательно бы топнул ногой. Но он лишь вновь окидывает зал взглядом, чтобы почти сразу же словить на себе пьяный взгляд девушки, одетой в школьную короткую юбку и белую блузку, расстегнутую на три верхние пуговицы (что весьма провокационно и соблазняюще, только, упс, такое не для этого вампира). О довольно улыбается, делая неспешные шаги в её сторону, пока она виляет бедрам в такт миднайт сити m83, и только когда его ладони уже оказываются на её талии, Хун решает, что для начала поиграется со своей новой жертвой, чтобы потом уже перейти к главной части его Мерлезонского балета. Может, этот вечер пройдет не так уж и скучно, как он предполагал.

В отличие от остальных — ему подобных, Чанёль не рвётся к перво-попавшейся жертве, не вцепляется в её шею своими зубами — изголодавшись и действительно крайне ненасытно — и не ищет кого-то ещё уже после. На деле он скорее предпочитает именно охотиться — изучать толпу внимательным взглядом, за кого-нибудь им, в конце концов, всё же цепляться и представлять сладкий, горький или отнюдь, быть может, неприятный вкус крови на своём языке. Просто потому, что Пак считает себя неким по-своему диким хищником и, соответственно, ведёт себя сугубо подобающе в этом плане — с осторожностью, во многом изящно и прежде всего определённо жестоко. Поэтому, когда поток прибывающих людей начинает постепенно — ближе к глубокой ночи — увеличиваться в несколько раз, он без каких-либо трудностей, несмотря на свой выделяющийся среди всех присутствующих рост, смешивается во всей этой шумной толпе, хватает бутылку дорогого вина (у Минсока вообще всё сугубо такое — «на высоте» и, вероятно, лишь самого лучшего изготовления) и с лёгкостью её себе открывает, разливая бордовую, весьма похожую на кровь жидкость практически до самого края в хрупкий бокал. И пусть пить, по сути, ему необходимо сегодня совершенно другое, — вокруг такой разнообразный выбор его любимых лакомств (людей), — Чанёль сперва решает начать со спиртного. Просто потому, что абсолютно никто не привлекает его грёбанного внимания, а ведь ему так крайне хочется. Хочется, сука, кого-нибудь — обязательно очень красивого (это — его, скажем, самый любимый, наверное, «сорт») — грубо вжать в твёрдую поверхность стены минсоковского особняка, придавив всем своим телом, потому что он может, он должен, он желает всячески демонстрировать свою власть; оттянуть за волосы чужую голову к плечу; впиться в пульсирующую вену на шее своими зубами (клыками); разодрать жадно плоть; вкусить «сочную» кровь, несколько опьяняющую его разум — порою, даже лучше любого оргазма; оторваться, отстраниться, посмотреть ровно в чужое лицо и изуродовать то несколькими мгновениями после, таким образом будто бы человека на память помечая — моё.

Вот только, опять же, никто, чёрт возьми, не привлекает чанёльевского внимания, а оттого он начинает постепенно испытывать некое раздражение и желание устроить здесь лишь сплошное месиво, что, конечно же, в планы старшего Кима не входит, отчего Пак чувствует себя чертовски ограниченным — зверем в запертой клетке, с едой, но совершенно не аппетитной, по его мнению. По крайней мере, именно так думает юный, но вполне по-своему опытный вампир, пока его взгляд не сталкивается с чужим, уверенно устремлённым прямо на него. А это, конечно же, тут же вызывает у Чанёля своеобразный интерес и банальное любопытство.

В этот момент ему даже хочется всем этим поделиться со своим другом О, мол, смотри, на меня, кажется, запал вон тот парень (по мнению Пака, свои жертвы не стоит разделять по их принадлежности к какому-либо из обоих полов — мясо есть мясо, а кровь есть кровь), вот только младший какого-то хрена где-то предательски пропадает, а значит, у него появляется вполне себе хороший повод о том нелестно отозваться в своих мыслях на незначительный миг — «чтоб тебя, грёбанный Сэх».

- Я же говорил, что с доступом проблем не будет, - прошептал Бэкхён так, чтобы его услышали друзья, но не проходящие мимо люди, коих вокруг сновало немало. Да, этот дом поистине можно было назвать эпицентром веселья: куча разгорячённых подростков, наслаждающихся жизнью, бесплатной едой и выпивкой, друг другом… Но для Бэка этот замок стал клоакой всего самого тёмного и мистического. Казалось бы, с чего вдруг? Но этот вопрос уходит корнями в далёкое прошлое…
Никакой тайны в этом не было. Просто наслушавшись в детстве сказок, Бэкхён уверовал, что в мире рядом с людьми соседствуют и различного рода магические существа. А уж возросшая в юности любовь к «Сумеркам» и «Сверхъестественному» лучше не сделала. Родители парня не смогли вовремя заметить, что простое увлечение переросло в наваждение и смысл жизни. Прогулки под луной в поисках ведьм и оборотней, чтение странных книжек на латыни, увлечение травами и древними обрядами привносили в жизнь Бэка изюминку, а в жизнь его друзей – страдания, ведь именно с ними он шёл проверять любую найденную в интернете теорию о вурдалаках, привидениях, русалках и другой нечисти.
Вот и сейчас они стояли на пороге чужого замка. Три вечных лучших друга: Лу, Мён и их предводитель, местный охотник на нечисть Бён Бэкхён. Его глаза азартно блестели, оглядывая скопившихся в главном зале людей. Где-то среди них находились и главные подозреваемые в вампирстве – некие О Сехун и Пак Чанёль. Да, это сейчас их имена известны, но выяснить хоть что-то про них было для Бэка очень сложным делом. Пришлось приложить много усилий, мастерство сыщика и все своё обаяние. Почему они вообще попали под подозрение? Они слишком часто пропадали в солнечные дни, в университете они появились тоже будто из ниоткуда, да и с их появлением начались странные исчезновения людей. А ещё у них были типичные смазливые рожи вампиров. Да, возможно, кое-кто пересмотрел фильмов о Белле и Эдварде, но когда Бэк был в чём-то уверен, его нельзя было переубедить. И сейчас он стоял на пороге этого дома, чтобы доказать всем и каждому, что не ошибался. В этом ему должны были помочь его арсенал специальных штук, рассованный по всем карманам, и верные друзья, которые сейчас стояли рядом.
Блуждающий взгляд Бэка внезапно наткнулся на высокую фигуру неподалёку.
- Цель обнаружена, - тихим, полным торжества голосом промурлыкал Бён. Если бы взглядом можно было убивать, то от Пака, стоящего неподалёку и осматривающего гостей, ничего бы не осталось. Парень уже представлял, как их компания зажмёт этого Чанёля в углу и окропит святой водой. Или заставит изжевать чеснок. Неважно, главное – достигнуть цели, а не приложенные к этому средства. Бэк схватил своих друзей за локти. – Какой у нас план?

Чунмён всегда старался убедить себя, что друзей не выбирают, но всякий раз, когда в головы его приятелей приходили очередные безумные идеи, он едва сдерживал себя от желания хорошенько их отпинать. Разумеется, чаще всего главным источником проблем Чунмёна, которых у него и без того было немало [студенческий совет совсем взбунтовался, и Сухо всучили сразу несколько тяжелых поручений], был его лучший друг Бэкхён, которому несколько лет назад приспичило поиграть в охотника за нечистью, из-за чего он теперь всегда носит с собой целый арсенал оружия и защитных средств против различного рода темных сил, чем вызывает в Чунмёне острые приступы скептицизма. Лу же не заставлял Сухо столь сильно разбивать ладонь об лоб, несмотря на его неудержимую тягу к веселью и всем вытекающим из него трудностям, однако Ким не находил поддержки и в нем, потому что этому китайцу, в большинстве случаев, было просто наплевать на вечные заскоки Бэкхёна. Как и Чунмён, Хань не верил во всю эту сверхъестественную чепуху, но Бёну противиться не стремился, поэтому Мён всегда оставался в меньшинстве. И, конечно же, он не мог бросить своих непутевых друзей, оставив их без его гласа совести, которому они, безусловно, внимали крайне редко.
Впрочем, подозрения Бэкхёна были небезосновательны, но, как бы то ни было, Чунмён не считал их значительным поводом для того, чтобы без приглашения вырваться на чужую вечеринку и искать иголку в стоге сена в виде каких-либо доказательств того, что определенные люди, присутствующие на этом празднике жизни, являются вампирами. Но Бэк, как всегда, неумолим, поэтому Сухо с недовольным видом следует за ним, минуя танцующих и едва держащихся на ногах из-за большого количества выпитого алкоголя студентов. Ким внимательно оглядывается, удивляясь роскошному убранству особняка и не понимая, откуда у молодого человека столько средств, чтобы иметь такой огромный дом и даже устраивать в нем такие крупные вечеринки. Вдруг на Чунмёна случайно наваливается какой-то пьяный парень, вопящий что-то вроде «давайте веселиться, тупицы» и пытающийся всучить в руки Сухо мутный бокал, в котором определенно смешаны все виды горячительного, что он только нашел на столах. Ким вежливо [хотя, скорее, все же брезгливо] отказывается от предложения, отталкивая еле находящуюся в сознании тушу и отправляя ее биться головой обо все углы и дверные косяки. Чунмён вздыхает, удерживая себя от уже неизвестно какой по счету попытки разбудить в друзьях голос разума. Ему действительно хочется уйти отсюда, но бросать своих товарищей он не может – они же действительно без него пропадут, а так в их компании будет хоть кто-то адекватный.
Когда Бэкхён, наконец, находит своего первого подозреваемого, Сухо узнает в нем Пак Чанёля, которого видел в университете от силы несколько раз, и то, запомнил его только из-за его роста, ибо комплексы относительно собственного мучили Мёна, наверное, со средней школы. Настрой Бэкхёна вмиг становится приподнято-боевым, и он хватает Чунмёна и Лухана, собирая их в своего рода кружок заговорщиков.
– Ты у нас спрашиваешь, каков план? – недоверчиво изогнув бровь, спрашивает Чунмён, – Я думал, это ты у нас Блэйд-убийца вампиров, - Сухо закатывает глаза, замечая, как Бэкхён настороженно пялится на свою цель, и молит Бога, чтобы тот хотя бы не вел себя так палевно, – В любом случае, нельзя просто так взять и накинуться на человека со святой водой. Я предлагаю для начала разведать обстановку, чтобы убедиться в наших подозрениях. Разделимся, чтобы дело пошло быстрее, а потом встретимся где-нибудь здесь, что скажете? – Чунмён решает подыграть другу, соглашаясь на его авантюру. И, хоть и разделение сил кажется ему не самой лучшей идеей, ведь Бэкхён может со всем своим энтузиазмом ринуться в бой, а Хань и вовсе в один момент непременно забудет, зачем они сюда пришли, и отправится развлекаться, Ким не видит иного решения. Он надеется, что Бэкхён, ничего не обнаружив, разочаруется в своих теориях и решит отправиться домой, а, значит, и страданиям Сухо придет конец. Вот только нельзя не отметить, что атмосфера в этом особняке, несмотря на разгулье, действительно кажется несколько мрачной и пугающей, но Чунмён убеждает себя, что все это – глупости, внушенные Бэкхёном.

Резкий динамичный бит «рестлесс», плавно нарастающий в пространстве, становится началом конца, о чём ещё никто из их тройки пока что не знает, но пройдёт десять минут, и они очень обрадуются этой новости. Всего десять минут, и начнётся настоящее шоу.
Лухань кривит губы в нежном оскале и останавливается на миг, оглядываясь через плечо туда, где пару секунд назад исчезли Бэкхён с Чунмёном, и с лёгким смешком качает головой, думая над тем, какая же это всё-таки бредовая идея, но спустя всего мгновение двигается вперёд. Их решением было разделиться, чтобы быстрее и эффективнее исследовать территорию особняка, пытаясь отыскать весомые и существенные доказательства, необходимые Бэкхёну, хотя сам Лухань смутно верит в то, что таковые здесь найдутся, если вообще существуют. Для справки: он не верует во всю эту муть про вампиров, оборотней и прочих тварей, так, как Бён Бэкхён, срать он хотел на них, образно говоря, сверху бы хуй ещё положил для композиции, однако сделать то, что просит его близкий друг, ему несложно. Поэтому Хань уверенно входит в толпу, призраком мелькая среди танцующих юношей и девушек, обзаводится бокалом вина, отпивая по глотку, и внимательно сканирует людей и обстановку, но пока что ничего сверхъестественного, увы, не происходит. Он идёт дальше, невольно рассматривая интерьер особняка, завороженный подобной мрачной роскошью, и подмечает про себя, что этот стиль весьма напоминает ему «неоготику», чьё возрождение приходится ещё на вторую половину XIX века. Это, в свою очередь, наталкивает на мысль, что тут, по всей вероятности, действительно живут либо фасонистые вампиры, либо сумасшедшие готы. Лухань, пожалуй, даже не удивится, если развлекательной частью этого праздника станет чьё-нибудь шикарное жертвоприношение, хотя, ладно, нет, он удивится, конечно, но какова бы ни была вероятность такого радостного события, главное, чтобы в этом жертвоприношении не принимал непосредственное участие он сам, тогда всё будет замечательно.
А теперь перечитайте предыдущее предложение ещё раз и оцените всю его иронию. Спасибо, продолжайте.
- Долбанные готы, блять, - ругается Лу, резко запрокидывая голову, залпом допивая остатки вина, ставит бокал на ближайшую поверхность и по случайности врезается в чью-то спину, отшатываясь немного в сторону. Фигура, облачённая в тёмный костюм, медленно поворачивается к нему, и Лухань, напрягшись, узнаёт незнакомого человека перед ним. Только взглянув ему в глаза, ему вдруг становится не по себе, странное чувство заставляет его отвернуться, инстинктивно желая поскорее скрыться от него, и Хань немедленно спешит уйти в неизвестном направлении, совершенно забывшись, в конце концов, обнаруживая себя в каком-то тихом безлюдном месте. В длинном коридоре есть несколько комнат, но Луханя заинтересовывает та, в самом конце, дверь в которую немного приоткрыта, словно приглашая заглянуть одним глазком. Хань понимает, что это шанс, чтобы узнать какую-нибудь информацию или найти любые компроментирующие доказательства, поэтому он, опасливо обернувшись, идёт прямо к этой комнате.
Человек должен знать, что выбирая неверие в Дьявола, он не защитит себя от него. Ведь наше неверие не может изменить истины. А истина такова, что вампиры действительно существуют.
- Твою мать! - шокировано восклицает Лухань, не веря своим глазам. Терпкий отвратительный запах крови ударяет в нос, и рассудок начинает чернеть. Он видит это, и это — пугающе до смерти. Внезапно всё для него приобретает смысл. Ужасающая картина приводит к осознанию того, что всё оказалось правдой, жестокой и беспощадной, в которую он никогда не верил. - Чёрт, чёрт, чёрт! - инстинкты приказывают ему бежать, и он срывается с места, несясь прочь, не видя тех безумных глаз, смотрящих ему вслед. Внезапная мысль о смерти вселяет в него страх, безымянный, ничем не контролируемый тупой страх, Хань стремительно движется сквозь танцующую молодежь, паническим взглядом выискивая друзей, уже не заботясь о том, что нужно скрываться. Им надо бежать отсюда.
- Бэкхён! Бэкхён! - увидев его первым, Лу кричит сквозь громкую музыку, привлекая внимание, подходит ближе и хватает его за руку, резко вырывая того из толпы. Они бегут в противоположную сторону, куда предположительно мог пойти Чунмён, чтобы забрать его и быстро валить. - Это не готы! Это не готы! - орёт он Бёну, лавируя вместе с ним между людьми и расталкивая всех на пути. Ну, конечно, милый, это не готы. - Это долбанные вампиры! Сука, вампиры, слышишь!? - он задыхается, с каждой секундой ему становится только хуже. Кто бы мог подумать, что все обернётся именно так? Вот это сказочки, ага? - Блять, что за ёбаный пиздец, Бэк?! Там всё нахуй в кровище! Я чуть не умер, блять, ненавижу тебя! - не успокаивается Лу, но, слава богу, вскоре находится Сухо. Чунмён! - он замечает старшего и зовёт его, после чего они все втроём бегут к выходу, чтобы спастись, пока их не прикончили тут и не подали к ужину. Хотя вряд ли они выживут, конечно, но пусть хотя бы попытаются, что ли. Так ведь веселее, правда?

Минсок склоняется над шеей девушки, вдыхая такой манящий аромат крови, струящейся по ее ключицам, тонкими линиями уходя под ткань ее белоснежного топа. Прожив на этом свете столько лет, вампиру уже не требуется много крови, чтобы утолить свой голод — хоть здесь играла свою роль выдержка и статус «верховного». Он мог довольно долгое время обходиться без так называемой «кормежки», вместо этого позволяя питаться своим младшим братьям. Вот и сейчас, вдоволь насладившись [если так можно назвать чувство некоего отвращения к вкусу попавшейся ему крови] бедняжкой, которая все еще находилась в одурманенном сознании, он лишь изучает ее внешний вид, скользя взглядом по ее бледной молочной коже. Она тяжело дышала, была не в состоянии произнести и слова,  скорее всего ее просто клонило в сон — сказывалась потеря крови. Минсок крепко держит ее за шею одной рукой, а другой перехватывает за талию, а затем, все же, по непонятной причине снова касается губами небольших ранок, оставленных ранее его собственными клыками. Он «отпивает» еще немного крови, прежде чем ощущает на себе чей-то взгляд. Он чувствует чужой интерес за дверью, а потому отрывается от девушки, обращая внимание на дверь, ведущую в его кабинет и приоткрытую нарочно, дабы привлечь сюда кого-то. И это действительно работает. Дверь слегка приоткрывается чуть больше, и Минсок встречается с взглядом юноши, который тут же срывается с места и бежит по коридору. Такого он увидеть здесь точно не ожидал, скорее всего. Данная ситуация забавляет Сюминя, ведь этот парень явно не был очарован, раз сейчас бежит отсюда, а значит, в их доме находился совершенно трезвый человек. И судя по его переживаниям, которыми от него несло за версту, он был здесь не один.
— Бросайте свои дела, господа, у меня есть для вас занятие получше, — мысленно передает эти слова другим двум вампирам, а затем выпускает девчонку из собственных рук. Ее тело тут же падает на подушки, а сама она тут же погружается в нечто наподобие сна. Минсок легким шагом пересекает помещение и оказывается в том самом коридоре, где несколькими секундами назад находился юноша с необычайно большими глазами. — Их трое. По одному на каждого. Поиграем? — также телепатией спрашивает он младших и тут же получает негласное «конечно», прекрасно понимая, что такое развлечение для них выпадает нечасто, нужно ловить момент.
Сюминь медлит какое-то время, прогуливаясь по коридору, и внимательно выслеживает спектральный след, оставленный тем самым парнишкой. От него веет паникой, желанием жить, полным непониманием того, что он увидел, а также еле различимыми нотками красного полусладкого вина [довольно интересный выбор, учитывая, что помимо вин среди алкоголя здесь было достаточно других напитков]. Минсок сосредотачивается и уже через пару секунд вспоминает его точное название — Пеш Рок Руж, французское. Вампир усмехается — этот ребенок даже не подозревал о том, что он мог здесь увидеть. Но сейчас он испуган, а значит, скорее всего, он первым делом начнет искать своих друзей, и вместе они попытаются сбежать через главный вход [как банально].
Погодя еще несколько мгновений, Сок мысленно представляет себе холл и парадный вход, а затем моментально телепортируется именно в ту точку. Он прислоняется к дубовой двери спиной и уже встречает ту самую троицу парней, среди которых находился как раз тот, кто невольно стал свидетелем маленькой минсоковой шалости. Он тут же чувствует волны страха, исходящие от детей, а затем заостряет внимание на одном из них, тут же проникая в его мысли. Ким Чунмён, девственник, отлично учится в своем университете, наиболее скептичный из всей троицы насчет сверхъестественного. Сюминь буквально сканирует этого парня и понимает, что эти ребята оказались здесь не случайно, а с целью выявить вампиров в этом доме. А они очень проницательны для современной молодежи... ну, один из них, ведь остальные до сих пор не до конца верят в то, что здесь происходит.
— Уже уходите? Не хочешь остаться, Чунмён? — произносит он довольно игриво, но не получает никакой отдачи на свой вопрос, к сожалению. Он с наигранным расстройством провожает взглядом ребят, которые тут же помчались в другую от него сторону. — Выманим детишек в сад, — навязывает он мысль другим вампирам, а сам растворяется в воздухе, оказываясь в итоге в нужном месте, решив заранее подкараулить свою добычу.

Музыка отдается тяжелым эхом внутри тела, вызывая в Чунмёне желание поскорее покинуть это место. Нет, к вечеринкам он относился нейтрально, иногда и сам не забывая посетить какое-нибудь студенческое братство, чтобы расслабиться, но этот особняк казался ему удивительно неприветливым к гостям, несмотря на целую толпу всецело отдающихся ритму людей. Бэкхён, как всегда, полностью погружен в свои игры в Ван Хельсинга, и Сухо с радостью выбирает себе поворот налево в длинном коридоре, который избавляет его от одержимого бормотания друга. Чунмён для галочки приоткрывает каждую дверь, попадающуюся у него на пути, чтобы проверить, нет ли там следов крови или чего-нибудь необычного, что сразу натолкнет на мысли о сверхъестественных существах. Но в темных комнатах Ким не находит ничего, кроме целующихся парочек, даже не замечающих его присутствия. Сухо чувствует себя, словно герой какого-нибудь долбанного «Другого мира», который стал участником ключевых событий сюжета абсолютно случайно. Проходит около десяти минут, и тогда парень сдается, решая возвращаться в эпицентр веселья в этом доме, несмотря на то, что они с Лу и Бэкхёном условились для начала на пятнадцатиминутный поиск. Уверенный в том, что все его действия – пустая трата времени, Мён идет обратно, ища взглядом своих друзей среди танцующего пьяного стада. И у него ничего бы не получилось, если бы он не услышал голос Луханя, который уже бежал прямо к нему вместе с Бёном.
– В чем дело, что случилось? – ничего не понимая, спрашивает Чунмён, когда Лу резко хватает его за локоть и тянет в направлении выхода, заставляя бежать со всех ног. Крик китайца трудно разобрать сквозь громкую музыку, но Чунмён улавливает среди его слов что-то вроде «все это правда», «это вампиры», а также еще несколько «блять», «сука» и «чтоб я так жил». Сухо думает, что его приятели просто решили его разыграть, но искренне испуганный вид Ханя, в котором Ким никогда этого человека не наблюдал, вселяет в него неуверенность в своих мыслях. Этого оленя вряд ли бы напугало что-то незначительное, поэтому Чунмён сходится с ним во мнениях относительно того, что им давно пора валить отсюда.
Когда до выхода остается всего ничего, Сухо кажется, что его зрение его обманывает, потому что прямо перед ними возникает человек. Он молод, не намного старше их самих, но даже в том, как он прислоняется к двери, преграждая им путь, сквозят уверенность и власть. Лухань вопит, что это тот самый кровопийца, и лишенная пути побега троица замирает перед древним опасным существом, в истинность которого Чунмён все еще не может до конца поверить. Но он точно знает, что это не сон, и сознание его не обманывает, так что внезапная телепортация незнакомца – самая настоящая правда. И когда вампир называет имя Сухо, студента охватывает настоящая паника. Он бледнеет от того, как это нечто, ломающее все его представления о мире, смотрит на него, но оставляет его вопрос без ответа. Он хватает друзей и меняет направление, пытаясь убежать туда, где он недавно проводил проверку комнат. Где-то там должен быть еще один выход, вот только вряд ли они сумеют до него добраться. И Чунмён уже готов сожалеть обо всем, чего не сделал в своей жизни.

Танцуя вместе с девушкой и прижимаясь к её телу своим (Сэхуну противно немного, но ради собственной выгоды он терпит всё это), он опускает ладони на её талию, а взгляд сам по себе скользит по толпе пьяных подростков, замечая среди них одну знакомую, дылду такую, и с рожей ужасно недовольной, которая сверлит его, Сэхуна, таким же недовольным взглядом. Как итог, в сторону Пак Чанёля направлен средний палец, ладонь с которым впоследствии вновь оказывается на девчачьей талии. А сама девчонка, пьяная жутко и лепечущая что-то невнятное, хватается за пиджак Хуна, сжимая чёрную ткань в своих небольших ладонях, и на себя его настойчиво тянет, что вызывает у вампира довольную ухмылку. И губы Сэхуна почти соприкасаются с губами Сыльги, когда кто-то «бессмертный» врезается в его спину, отвлекая от всего и взамен привлекая внимание только к себе. Какая наглость. Разворачиваясь назад, Хун отвечает на растерянный взгляд мальчишки сплошным недовольством, а ещё четко даёт понять, что тому лучше съебать отсюда побыстрее, если он не хочет проблем на свою задницу (которую, кстати, он провожает взглядом, пока девушка вновь не отвлекает его на себя). И она ладонью своей скользит по щеке Сэхуна, обводя подушечками пальцем его шрам, правда, сама Ги никакого значения ему не придает. Но для Хуна, кажется, это единственное напоминание, что когда-то он был человеком (который легко мог получить слабые порезы или глубокие раны, переломы со сломанными костями; который мог чувствовать разрывающую ноющую боль). Только теперь это в прошлом.
Спустя ещё пару безумных танцев в толпе, ещё парочки бокалов крепкого красного полусухого вина, смазанных мокрых поцелуев, и они уже оказываются в одной из комнат второго этажа, за закрытой дверью которой всё ещё можно услышать глухое звучание битов музыки. Но это, кажется, последнее, на что они будут обращать внимание, потому что сплетать языки в пошлом поцелуе, судорожно расстегивать пуговицы на сорочке, ладонями скользить под красную клетчатую юбку сделанную на манер школьных, только короче намного, — всё это сейчас О Сэхуну намного важнее, чем дурацкая музыкальная подборка. И сам вампир понятия не имеет, чего его тело хочет больше: крови или трахаться. Но разве он не может совместить эти два приятных момента в один? Ох, да ладно вам, если бы не мог, то сейчас он вряд ли бы задирал вверх красную ткань мини и стягивал с тонких красивых ног нижнее белье, раздвигая их в стороны. Сыльги же сама себя раздевает, аккуратными пальцами снимая с себя кофту, оттягивая кружевной бра, и пальцами скользит по своей груди, сминая её. И, господь Иисус, это нереально возбуждает, заставляя Сэхуна провести кончиком языка по собственным губам в предвкушении. Звук расстегивающейся пряжки ремня по комнате раздаётся будто бы громче, чем нужно, хотя сам Сэхун скидывает всё тишину и на сбившееся дыхание девушки, которое теперь уж слишком хорошо слышно. Сыльги, кстати, совсем не теряла времени и момента, лаская саму себя. На какой-то момент вампир даже пожалел, что он не простой наблюдатель со стороны или же что у него с собой нет камеры, чтобы запечатлеть этот момент. Но шутки шутками, а желание трахаться никуда не ушло, так что О легко подхватывает девушку за бедра, притягивая к себе ближе, чтобы, наконец, войти в поддающееся на встречу тело. И, кстати, секс без обязательств — это что-то прекрасное; то, что всегда было и будет на подобных вечеринках, так что отказаться от подобного шанса просто получить немного удовольствия Сэхун не мог себе позволить. И вместе с грубыми толчками, смешанными с громкими стонами девушки, он наклоняется к опьяненной и возбужденной Сыльги, чтобы языком провести по соблазняющей уже давно его шее, вылизывая её. Сама Ги настолько не осознает и не пытается вникнуть в происходящее, очарованная парнем, что не замечает, как два острых клыка вонзаются ей в шею, прокусывая молочную кожу. Она не чувствует, как по ней катятся две полоски крови, пачкая всё вокруг, а Хун в процессе лишь припадает губами к небольшим, но глубоким ранам, высасывая свежую и действительно вкусную кровь молодой девушки. Требуется не так много времени, чтобы довести Сыльги до оргазма и кончить самому, а ещё вместе с этим насытиться её алой кровью, всё в той же привычной медленной манере вылизывая языком выступающие капли.

И как же ему везёт по времени, когда Минсок бьёт тревогу, уверяя двух вампиров, что он нашёл для них что-то лучше, что-то интересное и в каком-то смысле даже забавное, с чем можно поиграть, прежде чем накинуться на жертв. Сэхун бы легко поспорил, что ему, в общем-то, уже очень даже хорошо, что нахрен всех остальных, давайте без меня, ребят, но разве против сюприма попрёшь? Вставая с кровати, Сэхун застёгивает бляшку ремня, поправляет свой внешний вид, аккуратно застёгивая пуговицы на белой сорочке, и при этом смотрит на Сыльги, которая тяжело дышала после грубого секса, смотря куда-то в одну точку. И прежде чем уйти, Сэхун поворачивает голову в сторону открытых дверей, где в проёме стояли несколько пьяных, одурманенных чарами, подростков, жадно смотрящих на голое тело девушки.
— Развлекайтесь, — дает он им команду и уже через секунду испаряется в воздухе.
Сэхун внимательно следит со стороны за тем, как Минсок играется с тремя парнями, у которых глаза по пять копеек и полнейшее непонимание происходящего на лице. Вампира часто забавляли такие игры, реакции самих людей, их попытки сбежать и спасти свои задницы. Жаль, что вся эта беготня каждый раз выходила их провалом. И когда Сюмин говорит загнать их в сад, О вновь испаряется, чтобы возникнуть перед парнями в одном из коридоров уже самолично. И, упс, знакомый ему мальчишка снова врезается в него, по неосторожности (или от очередного ахуя, что тут вообще творится) отходя назад.

— Ты снова врезался в меня, — говорит очевидное Сэхун, качая головой будто бы осуждающе, но при этом всё равно улыбаясь парню. Он кладёт ладони в карманы своего удлиненного пиджака, а затем наклоняется к нему, чтобы прошептать на ухо, — Тебе стоит смотреть, куда бежишь, Лухань. В следующий раз я вряд ли проигнорирую это, — шаг ещё ближе, и Сэхун наблюдает убегающие прочь от него фигуры.

На одиннадцатой минуте пребывания в этом мрачном особняке у Луханя появляется ощущение, что живыми они из этого места вряд ли уйдут, и даже не уползут, поскольку главный путь спасения для них теперь недвусмысленно отрезан. Навсегда. И, стоит признать, Лухань испытывает такой неописуемый восторг от подобного проявления гостеприимства, что ему хочется плакать, пока его волочат в неизвестную сторону подальше от опасности. Он заслуживает сочувствия и сострадания, потому что его драгоценной жизни неприкрыто и очевидно угрожают. Мама его не для того родила, чтобы его убили какие-то невоспитанные упыри. Хотя, нет, к слову, с виду они кажутся очень даже воспитанными, их манерам поучиться бы таким невеждам, как Лухань, но не это сейчас важно, они же хотят его сожрать! И его друзей тоже! А это пиздец как невоспитанно!
- Ты видел, Сухо?! Ты видел?! - верещит снова Лу почти на грани истерики, - Он знает твоё имя, блять! Откуда он знает твоё имя?! Так не бывает! - Хань опасливо оглядывается назад, в ужасе ожидая увидеть насмешливую улыбку вампира, но натыкается лишь на пустоту. До него тут же доходит, что тот исчез, и паника вдруг накатывает с новой силой. - Твою мать, вот же сука! - он прибавляет скорости, соображая, что просто так их в покое не оставят, а если и оставят, то только на тарелке, и нужно постараться как можно быстрее спасти свои задницы прежде, чем эта тварь вновь возникнет перед ними и начнёт клацать зубами. - Быстрее, быстрее! - Хань бежит вперёд вместе со всеми и отчаянно надеется, что они сумеют найти какой-нибудь другой выход, если такая альтернатива в их случае вообще возможна. В голову всё так же настойчиво лезут дурацкие мысли о том, что они трое обречены, и сегодня их жизням придёт неминуемый конец, но Хань не хочет с этим мириться, не сделав даже попытку спастись. Пусть ему до ужаса страшно, и прозвучит это настолько же шаблонно, но он не станет просто так сдаваться, точно так же, как и его друзья. Поэтому они ни на секунду не останавливаются, в очередной раз сворачивая наугад, сбегают вниз по лестнице и на первом же повороте, как назло, вновь наталкиваются на преграду. Лу тормозит, немного не рассчитав силы, и врезается в высокую фигуру, вставшую у них на пути. Отшатнувшись назад, он поднимает голову и встречается взглядом с Сэхуном, испытывая сраное дежавю, потому что ситуация повторяется, а Хань, смотря в глаза напротив, опять чувствует жуткий трепет перед ним, теперь уже с осознанием, что это существо может его убить. Вампир, знающий о своём превосходстве, насмехается над ним, приближаясь к напряженному Ханю, игриво предупреждая его об опасности, и Лухань, впечатлённый такой угрозой, немедленно разворачивается, без памяти удирая от Сэхуна вместе с другими.
- Блять, блять, блять! Да вы заебали уже! - озлобленно орёт он, раздражённый тем, что их просто гоняют туда-сюда, как испуганных зайчиков, и Хань воет от негодования, потому что они ничего не могут сделать в этой ситуации и нисколько не могут противостоять этим существам, лишь бегая по особняку, словно угорелые, и оттягивая неминуемое, но тут он вовремя вспоминает о Бёне, несущемся рядом, как о приятном приложении при подобных сверхъестественных эксцессах. - Бэкхён, мать твою, какого хрена ты тупишь?! Божьего благословения ждёшь?! Доставай свои нунчаки и начинай ты уже их пиздить, иначе я сам тебя порешаю, жирная ты жопа!

Фоновая музыка, отдающаяся в грудной клетке ритмичными битами, заползает лениво под кожу и вызывает мелкую дрожь. Чанёль несколько хмурится — до прорезающейся между бровями глубокой морщины — и удовлетворённо ухмыляется, когда помещение заполняется чужим (знакомым) голосом. Он узнаёт его обладателя в тот же, буквально, миг и возвращается к нему своим внимательным взглядом, еле удерживая себя на месте несвойственным себе терпением, потому что воспоминания «врезаются» в его голову, как всегда, крайне внезапно, и все мысли практически сразу начинают крутиться лишь вокруг них и вокруг Бён Бэкхёна, в этот раз появившегося перед Паком в несколько ином обличье — в простом человеческом, а не в ангельском.

«Какая прелесть» — тут же проносится в чанёльевой голове, а после он, наконец, впервые за вечер выпивает из своего бокала: Пак подносит тонкий хрустальный край к своему носу, вбирает через него аромат, тянущийся со стороны бордовой жидкости, полной грудью и ухмыляется ещё чуть шире, в конце концов, всё же поглощая вино практически залпом — честно говоря, совершенно безвкусно со стороны — и при этом ни на миг не отводя своего взгляда от жертвы (именно таким предстаёт Бэк перед Чанёлем в его понятиях).

Он старается не прислушиваться к чужим обсуждениям — компания Бёна пришла сюда явно не спроста — и просто ожидает любой возможности остаться с младшим наедине, чтобы… наверное, поиграться с ним ещё? Ведь Чанёль с самого начала себе этого парнишку приметил и даже по-своему сделал своим, пусть и Бэкхён совершенно не догадывается об этом — просто пока ещё не время и не место ему о подобном узнавать. В конце концов, Пак ещё даже не начал всё веселье; а потому, когда Бён всё же остаётся совершенно один в этой толпе, он всучивает какой-то перво-попавшейся девушке свой опустошённый бокал, не переводя на неё своего взгляда, и движется точно вперёд, вслушиваясь с этого расстояния в чужое нарастающее — то ли из-за страха, то ли из-за банального волнения (Пак, к сожалению, пока не может понять, почему) — сердцебиение. Он предвкушает бёново выражение лица, когда он к нему подойдёт и в знак приветствия просто на виду у всех его поцелует (в губы, в основание шеи, за ухом, в плечо — Чанёль ещё не знает, куда определённо, но по ходу пытается для себя всё же решить); однако в голове внезапно звучит (мерзкий) голос Минсока, и все планы сами-собой летят, конечно же, к чёрту.

— Поиграем? — передразнивает старшего Чанёль уже вслух, тяжело (возмущённо) выдыхает через нос и, несомненно, останавливается, потому что ослушаться — лишь себе дороже (он же, в конце концов, — не дурак). Поэтому он лишь всматривается в худой силуэт Бэкхёна, в которого врезается ханьева фигура, понимает, о ком шла только что речь в минсоковских словах, и практически сразу снова расплывается в хищной ухмылке, ведь теперь его вся эта ситуация всё же удовлетворяет и даже радует.

Пак исчезает со своего места — из толпы — в тот же миг, скаля зубы, выпадает из реальности на какой-то отрывок времени, поглощая очередной стакан вина, и выжидает тех троих зайчат, действительно будто бы настоящий хищник — свои жертвы.

— Ох, кажется, для вас тут очередной тупик, — возникая перед Бэкхёном и его забавно бегающими по особняку друзьями словно из неоткуда, Чанёль заинтересованно наклоняет голову к плечу, резко перемещается за бёнову спину — к счастью, вампиры на очень и очень многое способны и физически, и «духовно» — и скользит кончиком своего носа вдоль чужой шеи, вдыхая сладкий — возможно, из-за бэкхёнова геля для душа — запах кожи. — Бэк-и, ангелок мой, почему ты убегаешь от меня после всего, что между нами было? — Пак играется, как Минсок и сказал.

С первых же секунд появления в особняке Бэкхёну уже нестерпимо хотелось действовать. Он был готов прямо сейчас рвануть к этому огромному Паку и засунуть ему кол в одно место, но друзья его постоянно одёргивали и останавливали. Поэтому Бэк бросал на свою «жертву» убийственные взгляды – это все, что ему сейчас было доступно, и плевать, что это выглядело очень уж подозрительно. Бэкхён не боялся быть разоблачённым в своих умыслах, тем более что Чанёль, кажется, и не собирался его в чем-то уличать, уж больно странные взгляды он кидал на Бэка в ответ.
Когда Сухо предложил разделиться и оценить обстановку, все конечно же согласились и разбрелись по коридорам и потаённым углам. Все, кроме Бэка, который прямиком направился к маячившей все это время перед глазами цели. Сейчас, будучи в одиночестве, он точно знал, что ему ничего не помешает выпытать у долговязого все тайны, явки и пароли. Как ни странно, Пак тоже со всей решительностью двинулся вперёд, навстречу Бэку, будто тоже задумал что-то грандиозное. От одной этой мысли сердце Бёна начало бешено биться в груди. Нет, он не боялся, он никогда не был трусом, но перед большим делом у каждого просыпается потаённое волнение, на которое потом оглядываешься словно на какую-то ерунду. Бэк хотел верить, что его грудь разрывает сейчас именно такой мандраж, а не банальный страх, что жертва его наблюдений ведёт себя не так, как предполагалось.
Неизвестно, чем бы это все закончилось – Бэкхён вскрыл бы Пака или Пак его, но главному действу помешал из ниоткуда примчавшийся Лу с безумными криками о том, что всем кранты и пора тикать. Бэкхён не особо понял, на самом деле, что и как, ему совершенно не хотелось уходить-убегать-делать ноги, ведь он только подобрался к главному герою своих мечтаний (в хорошем смысле!). Но друг очень уж настойчиво вцепился в руку, поэтому пришлось поддаться и бежать. Брошенный вслед кровожадный взгляд только поддал газу. Уже в пути Бэк понял, что Лу действительно увидел вампиров в этом особняке. В душе парень моментально возгордился собой, потому что знал, что мало кто ему верит, а тут он уделал всех одним махом. Однако в эту же секунду пришло осознание, что все его мечты в момент стали правдой, и накатил ужас понимания. Он всегда представлял себя суперборцом с нечистью, хотя на самом деле ни разу не встречался с ней лицом к лицу и махал разве что спреем перед комарами. А теперь… Скажем так, беда пришла на порог, и он оказался совершенно не готов к этому морально, хотя и сам шёл сюда именно за этим. В отличие от остальных, он после прочтения кучи литературы представлял, на что способны эти монстры, и сам себе заранее не завидовал. Все, что он мог, это бежать за своими друзьями, и панически соображать, что же делать, сохраняя при этом на лице видимость спокойствия. Как оказалось, он был тем еще трусом, что неимоверно огорчило бы его в обычной ситуации, а сейчас просто не пришло в голову, потому что она была занята одними ментальными криками. Наверное, он странно выглядел со стороны – улепётывает со всех ног с совершенно непрошибаемым лицом и бешеными глазами.
Парня не оставляло ощущения, что их загоняют в ловушку словно мышей. Они метались от одного выхода к другому, где словно по мановению волшебной палочки обязательно оказывался один из вампиров. Сехун, например, был ему отлично знаком из своих исследований, а вот самого первого он видел впервые, что заставляло задуматься, сколько же этих тварей существует на самом деле. Кажется, спасения точно не намечалось, и когда эти кровососы называли его друзей по имени, у Бэка табуны мурашек маршировали по всему телу, заставляя чуть ли не отваливаться волосы от страха. Однако им все равно ничего не оставалось кроме как бежать, поэтому они старались не останавливаться. Впереди замаячил их последний шанс на спасение, запасной выход, поэтому они со всех ног рванули туда, но, естественно, чуда в этом мире не бывает, поэтому прямо перед их носами образовалась массивная туша Чанёля. Бэкхён даже плюнул бы от досады, не будь он сейчас сосредоточен на новой преграде. Этот напыщенный придурок стоял и просто издевался над ними. В этот момент Бэк окончательно понял, что у них нет ни одного шанса. Даже с расстояния ощущалась вся сила, вложенная в тела вампиров. У трёх хиленьких парней точно не было возможности победить. Даже прилетевший в голову Бэка нагоняй от Лу, который напомнил ему, что он, вроде как, крутой охотник с кучей арсенала, не помог. Сейчас произошло то, что называют горем от ума. Он отлично понимал, что с такой реакцией как у вампиров ему не потягаться, и он даже не успеет руку в карман положить, как будет валяться с прокушенным горлом. От этого становилось еще страшнее, и Бэк только и мог, что стоять и пялиться в никуда. От нахлынувших чувств Бэк даже не заметил, как Чанёль перебрался к нему за спину и начал втирать что-то про то, что у них было. От подобной наглости Бэк даже в осадок выпал, даже не выбираясь из ступора. Несвязные речи про их прошлое совершенно не хотели укладываться в голове.
- Что ты несёшь? – с огромной волной непонимания переспросил Бэк. Он чувствовал, как это страшное существо дышит ему в волосы и не мог с собой ничего поделать, тело совершенно отказывалось слушаться. Он только и мог, что бешено шевелить глазами, пытаться что-то придумать, разочаровываться в себе раз за разом, прокручивать в голове чужие слова, пытаться что-то сделать и понимать, что бессилен. Какой-то бешеный круговорот отчаяния, при котором ноги словно приросли к земле.
К счастью, Лу и Мен поняли, что спасения от горе-охотника не дождаться, поэтому подхватили его под белые рученьки и рванули обратно, туда, откуда прибежали. Через задний вход им удалось проскочить в сад. Бэк совершенно не сопротивлялся, казалось, что его тело окончательно отказало и он просто поддавался движению остальных. Когда ребята оказались в саду, на них, казалось бы, подул ветер спасения. Бэкхён даже шире открыл глаза, будто воздух стал для него лекарством от забвения, и попытался мыслить адекватнее. Впереди замаячила свобода и, казалось бы, можно было спокойно выдохнуть, но как бы ни так…

Минсок размеренным шагом исследует дорожки сада, выложенные гладкими камнями. Он кивает самому себе, словно в такт какой-то определенной музыке, известной только ему одному, с удовольствием отмечая, что все идет именно так, как он задумывал. Он читает мысли своих собратьев, чувствуя, как тех манит чужой страх. Эти ребятишки, которые оказались явно не в то время, не в том месте, должны поплатиться за свое любопытство. И того, что их теперь преследуют по всему первому этажу — явно мало, чтобы оказать на них должное воздействие. То, что они теперь являются теми самыми завершающими жертвами в небольшом путешествии Сюминя сквозь десятки лет — наделяло их ничего до этого незначащие жизни определенным смыслом. Теперь они могли принести пользу, послужить великой цели, помочь ему — Минсоку — сокрушить того, чья фигура являлась в кошмарах всем неживым тварям на земле. Всех, за исключением одной — его самого. И теперь Сюминь не отступится от своей цели. Он достигнет ее любой ценой. Даже если этому миру придется рухнуть.
Вампир касается пальцами розовых кустов, растущих вдоль дорожки, а затем тяжело вздыхает, прикрывая глаза на миг. Здесь так спокойно. Даже несмотря на тот гулкий бит, играющей на достаточной громкости внутри особняка. Минсок вдыхает аромат его любимых цветов, заполняющих добрую часть этого сада, а затем, наконец, обращает свое внимание в сторону выхода из дома, где вот-вот должны появиться их особенные гости, которым не терпелось покинуть чужие владения. Но не тут-то было. Сюминь растворяется в воздухе, на время выпадая из реальности и становясь неразличимым для людей. Он встречает троицу бегущих парней, позволяя им сделать несколько шагов вперед — вполне достаточно для того, чтобы у них — вампиров — была возможность их окружить. И когда юнцы, наконец, оказываются в весьма подходящем месте для засады [почему-то они тут же медлят, не решаясь бежать вперед, что в их ситуации было бы вполне логично], Минсок вновь материализуется перед ними, поправляя лацканы своего черного дорого пиджака, после как бы отряхивая его. Он нарочно концентрирует внимание на собственной одежде, в итоге как бы случайно замечая трясущихся перед ним жертв.
— Далеко собрались? — спрашивает он их, встречая вполне логичную реакцию. Они вновь пытается сбежать, поворачивая назад и надеясь, видимо, снова добраться до особняка, но вход им преграждает появившийся из ниоткуда Сэхун. С левой стороны в этот же момент появляется Чанёль. С правой для ребят оказывается тупик, являющийся по сути преградой из цветущего ярко-фиолетовым цветом вьюнка. Минсок готов отдать многое, чтобы встречать на чужих лицах настолько неподдельные эмоции. В лицах загнанных в ловушку ребят читается откровенный страх, непонимание, отчаяние — все то, что Сюминь ежедневно выпивает на завтрак, довольно ухмыляясь. Один из парней [имя ему было Бэкхён], внезапно оказывается прямо перед ним, наспех выуживающий из кармана... распятие, при этом крича что-то вроде «изыди, демон». Сок уже было хотел отреагировать скептицизмом, но решает оставить напоследок ребятам еще одно разочарование. — О, господи, нет, убери эту дрянь! — он наигранно пугается креста, пока паренек, видимо, думая, что оно работает, пытается отогнать его подальше, тем самым расчистив себе путь для побега. Но Сюминь в одно мгновение подлетает к нему слишком близко, хватаясь за деревянное распятие ладонью и тут же опаляя его пламенем, исходящим от его руки. Бэкхён роняет обгоревшую деревяшку и вновь пятится в полном ужасе, понимая, что это на вампиров не действует. Разве что в детских сказках. Для Минсока данное средство было сродни щекотке. — Разочарован, Бэкхён? Неужели вы правда думали, что эти детские игрушки сработают? — спрашивает он в воздух, разворачиваясь к жертвам спиной и обращая свой взгляд на показывающуюся из-за туч луну — времени остается все меньше. Поэтому он решает не тратить лишние секунды на то, чтобы гоняться за тем, что и так теперь принадлежит ему. Он поворачивается к другим вампирам, устало вздыхая. Любым играм рано или поздно приходит конец. — В подвал их. Пусть побудут там, пока не придет время, — он не дожидается, пока его приказ будет исполнен. Минсок растворяется в воздухе, оказываясь неподалеку от главного зала — в одном из коридоров особняка. Ему еще предстоит разогнать все это отребье, закончить вечеринку и избавиться от трупов, прежде чем в его жизни наступит, наконец, тот самый момент, которого он ждал целых сто лет.

Четкий приказ от Минсока, и вот они вместе с Чанёлем разворачиваются к трём перепуганным парням, улыбаясь довольно. Чувствовать их страх, видеть их испуганные взгляды на себе, дрожащие руки — всё это жутко забавляло Сэхуна, который  только упивался подобной реакцией людей, считая её глупой жутко. Лучше бы они попросту смирились и приняли свою  судьбу, ведь её уже не изменишь. Они — лишь пешки в этом небольшом спектакле, который так усердно ставил Минсок, отводя главную роль как себе, так и Хуну с Чанёлем. Второстепенные партии, которые больше походили на декорации, были подобраны спонтанно. Никто и подумать не мог, что эти ребятки решат испытать своё любопытство, показать себя храбрецами и в итоге сыграть в опасную игру. Занавес был раскрыт, а актеры блестяще играли и показывали себя в своих амплуа. Жаль только, что зрители оставались в неведении и веселились на вечеринке, вливая в себя алкоголь и танцуя до седьмого пота под музыку.

— Быстрее! — зло рявкает на парней Сэхун, недовольно хмуря брови, ведь ему самому сейчас хочется успеть на конец этого праздника, словить ещё парочку пьяных подростков, чтобы жадно впиться клыками в сонную артерию, высасывая из тела и кровь, и жизнь. Увы, но Хун был в этом плане немного. . . психом? По крайней мере, ему нравилось, как на его глазах тело жертвы билось в конвульсиях, теряя остатки сил; как кровь тонкими струями вытекала из шеи, пачкая всё вокруг багровым цветом. Зрелище заставляло судорожно облизывать губы, на которых ещё оставались алые капли, а после вновь вгрызаться в жертву, окончательно лишая её крови.
Правда, потом он приходил в себя, непонимающе осматриваясь по сторонам, ведь толком не помнил, как разделывался с жертвой. И лишь полнейший беспорядок подсказывал, что тут поработал фанатик Ганнибала или же стая голодных волков. Оба варианта на вид выглядели. . . жутко.

— Какой же ты медленный, — он укладывает ладонь на плечо Луханя, заставляя его остановиться, а после наклоняется к его шее, скользя по ней кончиком носа, опаляя нежную кожу своим горячим дыханием, будто вот-вот укусит, и тогда тебе не повезёт, милый, вряд ли ему будет легко остановиться.
— Если ты сейчас же не ускоришься и не начнёшь перебирать своими ножками быстрее, то мне придётся не тянуть и прикончить тебя в этом коридоре. Как тебе такой вариант? — ответа он, конечно же, не дожидается, да и совершенно всё равно, что сказал бы этот смертный. Сэхун лишь улыбается довольно и шлепает Луханя, заставляя его снова идти. И в этот раз он добивается желаемого, ведь подросток прибавляет шаг, практически ровняясь с Сухо.

И стоит им только спуститься в подвал и открыть массивную дверь, как им показывается «прекрасный» вид этой сырой камеры, в которой стоял жуткий холод, но этот холод чувствуют лишь люди, который вызывает табун мурашек по спине. Затолкать туда эту троицу школьников не оказалось сложным, да и приказать быть тише тоже. Они могут надрывать глотки и кричать о помощи сколько угодно, но это им никак не поможет. Пустая трата времени.

— Не знаю, как ты, но я пойду наверх и перехвачу себе кого-нибудь ещё, пока Минсок всех не разогнал, — Хун вслух ухмыляется и не утруждает себя тем, чтобы обратно пешком подниматься. Он мгновенно испаряется в воздухе и оказывается в самой гуще событий, но никто не видит во внезапном появлении вампира что-то странное, необычное, мифическое. Все они всё ещё одурманены чарами Кима вперемешку с алкоголем, и это только на руку Сэхуну, который сразу же выбирает себе жертву одним только взглядом, заставляя обратить на себя всё внимание. В конце концов, Ким Чонин скользит между танцующих тел, пробираясь в толпе к вампиру, и, оказываясь максимально близко к нему, Ким запрокидывает голову назад, закатывая глаза от наслаждения и чувствуя кайф от того, что чужие клыки впиваются в его смуглую кожу на шее, разрывая её. Ким Чонин делает последние вдохи под Nightcall Кавински.

Всё происходит настолько быстро, что даже у Пака несколько захватывает дух: вспышка — и страх обволакивает трёх овец, сдавливая их лёгкие и заставляя дышать гораздо тяжелее, вспышка — те сбегают в сад, как Минсоку то и необходимо, и оказываются неизбежно в капкане, вспышка — и Бэкхён пытается дать смело отпор, что вызывает на чанёльевом лице самодовольную усмешку, — мой мальчик и моя непослушная игрушка, — вспышка — и им подписывается смертный приговор. И пусть Чанёлю, в принципе, на этих трёх особ глубоко плевать, ему это всё равно отчасти кажется печальным исходом — в конце концов, убивать таких прелестных созданий (не признать их красоту и дивное бешеное сердцебиение в груди — почти что грех и крайняя глупость) довольно несправедливо, по мнению Пака. Не потому, что его волнует их судьба (их могут жрать и псы на его глазах — ни один мускул на лице совершенно не дрогнет); просто в данном случае ему уж очень хотелось бы одного из них — этого буйного бедолагу Бэкхёна — использовать в своих корыстных целях перед неизбежной кончиной того.
— Вашему другу очень повезло, что именно Сехун обратил на него внимание, — приподнимая уголок своих губ и идя впереди трёх испуганных парней (точнее — впереди двух, так как Лухань отстаёт и оказывается немного позади под надзором О), Чанёль даже не оборачивается и продолжает идти вперёд, усмехаясь лишь чуть шире от слов младшего вампира, — в этом случае он умрёт безболезненно и по собственной воле. Знаете, ну… — делая небольшую паузу, Пак прислушивается к рваному луханьеву дыханию и засчёт этого, кажется, лишний раз убеждается в своих словах, — Лухань сам начнёт умолять о смерти и обязательно получит её от Сехуна красиво, что не скажешь, конечно, о вашем случае, — добавляет он и практически сразу замолкает, как только третья овца возвращается в небольшое стадо. Чанёль просто загоняет то вместе с О в подвал, плотно захлопывает дверь за ускользающими в тени тремя фигурами и тяжело выдыхает, про себя думая, что постоянно делать всю грязную работу — не самая приятная вещь. Правда, спорить по этому поводу с Минсоком, несомненно, гораздо неприятнее.

— Вали-вали, ненасытный фрик, — с лёгкой усмешкой, после сехуново «исчезновения» превращающейся скорее в оскал, Пак разворачивается обратно к клетке с заключёнными в ней тремя парнями, скользит кончиком языка по губам и прислушивается к чужому сердцебиению, отмечая про себя, что иногда то оказывается лучше любого предсмертного марша. Тук-тук, тук-тук, тук—

— Бээ~ээк-и, — тянет несколько слащаво его имя Чанёль, слышит, как бёново сердце начинает биться сильнее в его груди, — по крайней мере, он думает, что то принадлежит именно ему, — и этим, кажется, пока что удовлетворяется. — Можешь начинать прощаться со своими друзьями, — произносит более твёрдо и грубее Чанёль, понижая свой голос и в какой-то миг тоже испаряется в воздухе. И, в отличие от Сехуна, он решает не тратить свои силы на лишнюю эстетику в совершаемых действиях: Пак просто ловит кого-то под руку, уводит быстро в уборную и вгрызается в чужое горло зубами так, словно он — бешеный изголодавшийся дикий зверь.
Ему становится от этого хорошо и всего-навсего спокойно.

__  69  __
S  I  N

Морозный воздух резкими порывами хлещет по лицу, пронзая едкой свежестью чувствительные сенсоры. Зима в Токио ещё не наступила, но климат уже стал ощутимо меняться, а температура воздуха заметно падать ниже приемлемых пятнадцати по цельсию. Он движется со стремительной скоростью между оживленных улиц и людей, ловко становясь одной ногой на капот несущегося на него споркара и продавливая на крыше вмятину, быстро спрыгивая на асфальт, тут же несясь в один из безлюдных грязных переулков и преодолевая любые преграды на своем пути. Лухань бежит, не останавливаясь, быстрее, чем это вообще возможно. Его голова пуста, а лицо ничего не выражает, но он чувствует гадкую тяжесть, давящую изнутри. Он старается задушить в себе это, отречься от ненужных эмоций, только задыхается сам. Мозг приказывает ему двигаться вперёд, не сметь оборачиваться, не сомневаться. Спасаться. Хань бросает себя влево, уклоняется, перекатывается вправо. Хватается за выступ, подтягивается на руках, перепрыгивает. Он хочет верить, что у него ещё есть шанс выжить, избежать жестокой казни от чужой руки, но что-то ему подсказывает, что он уже давно обречен. Он был обречен ещё с самого начала. И в действительности он никогда не жил, потому что все семь лет Хань был мёртв.

С некоторых пор Сюмин начал ненавидеть очень много вещей. Во-первых, конечно же, самого себя, потому что впервые за свою жизнь он позволил себе открыться и довериться человеку, который, очевидно, того не заслуживал. Во-вторых, того самого человека — Луханя — который при первой же возможности (и Сюмин предпочитает не замечать, что это все случилось спустя семь долгих лет, что они сотрудничали вместе) всадил ему нож в спину, пронзая насквозь и разрушая его жизнь до основания. И в-третьих то, что он так и не решился на улучшенный фильтр для легких, из-за чего теперь в погоне, в которую он самолично ввязался (вопреки здравому смыслу - спорт не был его коньком, и бежать вот так за человеком, который нашпигован металлом и имплантами, заметно превосходя по выдержке, было очень глупо), теперь практически задыхаясь, не в состоянии даже сделать небольшую передышку, чтобы выровнять дыхание. Сюмин гонится за тем, кто предал его, надеясь, что в итоге ему удастся получить ответы на свои вопросы и узнать, почему. Почему, блять, это случилось именно тогда, когда он меньше всего ожидал какой-либо подставы. Луханю стоит бежать очень быстро и очень далеко, если он хочет спастись, потому что Сюмин не скупится — он упорно пробивается сквозь прохожих и ищет обходные пути, стараясь опередить предателя — он не остановится, пока чужое горло не окажется сжатым его ладонями.

Взгляд не фокусируется ни на чём дольше секунды, внимательно выискивая путь спасения. Он молниеносно несётся вперёд, уже практически не отличая вокруг себя ни единого объекта, двигаясь преимущественно на инстинктах и полагаясь исключительно на способности своего тела. Хань не позволяет себе ошибиться, твёрдо чувствуя каждое своё движение, и использует любую возможность ускориться. Он планирует дойти до крайней границы города, поэтому прокладывает себе самую лёгкую траекторию, которая возможно позволит ему выиграть время и оторваться от преследования, но эта стратегия имеет свои риски и опасные каналы. Лухань напоминает себе, что сейчас в приоритете собственное спасение, поэтому он не должен пренебрегать даже самыми крайними мерами, когда впереди узкого проулка он видит группу обдолбанных сволочей, у каждого из которых, Лу уверен, при себе имеется оружие. Переходя на спокойный шаг, Хань сосредоточенно идёт вперёд, на ходу доставая свой силверболлер и направляя его на самого крайнего бастарда, точно пробивая его череп пулей и переходя к следующему. Методично расстреляв каждого ублюдка, Лу прячет оружие и, не изменившись в лице, перешагивает через ряд трупов. Спустя секунду он снова срывается на бег.

Сюмин еще какое-то время бежит, не тормозя ни секунды, но когда внезапно он теряет из вида Лу, в груди все замирает. Неужели упустил? Он позволяет себе остановиться всего на несколько секунд, тяжело вздохнуть, оглянуться и быстро просканировать местность взглядом, подключая имплант, и только благодаря ему он замечает среди прохожих недалеко впереди выделенный ярко-голубым силуэт с соответствующим профайлом. Мин сразу же стартует, отталкиваясь от влажного асфальта, задевает плечом какую-то женщину, роняя ту на землю, но останавливаться нельзя, а чтобы что-то прокричать в знак извинений нет сил — все также бежит вперед, в итоге заворачивая за угол. Перед ним тут же открывается вид на несколько сваленных в кучу тел с простреленными головами, слишком хорош для помощника, флегматично перепрыгивает через них и убегает дальше. Как он может так просто убивать на улице? Ему явно не страшна полиция, верно? Сюмин ловит себя на мысли, что, возможно, за эти семь лет он не узнал о своем друге совершенно ничего, что могло бы быть правдой.
Когда переулки кончаются, выливаясь в довольно просторный безлюдный двор, Сюмин, наконец, видит перед собой удаляющуюся от него фигуру, рискнувшую вот-вот скрыться из его поля зрения, завернув в один из проемов между домами, но все-таки кое-каким фокусам мужчина был обучен. Он быстро на бегу вытаскивает «орла» из-за пояса и выстреливает вперед — фигура падает, но тут же приподнимается, намереваясь продолжить свой побег. Еще один выстрел. Сюмин тормозит, идя уверенно к своей жертве. Теперь он не встанет. Сдохнет вряд ли, но попытки убежать оставит точно — мужчина ускоряет шаг, будто бы боясь, что Лухань может все еще сбежать, а затем сходу задает тот самый вопрос.
— Почему?

От внезапного выстрела в глазах Луханя застывает удивление. Он резко дёргается в сторону, прочёсывая плечом стену, и тяжело обрушивается на землю, не сразу понимая, что в него попали. О, нет. Спустя секунду к нему приходит ужасающее осознание, что Сюмин всё-таки добрался до него, и это крайне потрясло его. В смятении, Хань всё равно поднимается на ноги, не собираясь сдаваться. Титановый экзоскелет защитил его от пули, но этого уже недостаточно, и Лу решает контратаковать, чтобы попытаться сбежать снова, только, к несчастью, Сюмин оказывается быстрее. Вторая пуля пробивает уже плоть, огнём поражая его бок, и Лухань валится на землю от чудовищной боли, сдавив крепко челюсти. Система регенерации мгновенно начинает работать, активизируя быстрое продуцирование новых клеток, но Хань понимает, что времени на восстановление больше нет, и сбежать от Сюмина он уже вряд ли успеет. Но ещё есть шанс хотя бы отбиться, поэтому, только услышав приближающиеся шаги, он перекатывается на спину и ответно направляет на друга свой пистолет, игнорируя чужой вопрос. Прямо сейчас он может выстрелить в него и наконец-то избавиться от всех проблем разом, но Лухань не может заставить себя убить своего единственного друга. Друга, которого он предал. Силверболлер со звонким треском отлетает в сторону от ещё одной пули, и Лухань остаётся безоружным. Он загнан в тупик. А в глазах Сюмина кипит тихая ярость.
- Прости, Мин, - почти задыхаясь, произносит Лу. Он знает, что говорить такое просто бессмысленно, но всё равно зачем-то просит прощения, - прости, у меня не было выбора.

С каждым шагом, с каждым вздохом Сюмин чувствует все большую ненависть, которая растет внутри него. Ему хочется размазать это кукольное лицо (слишком идеальное для его лет), истоптать его, превратить в месиво, сделать Ханю также больно, как тот сделал несколькими днями ранее. Стоит подойти Мину ближе, как он встречает неожиданное «сопротивление» со стороны предателя — направленный на него фирменный пистолет марки «хардболлер» (Сю знал, что Лухань всегда пользуется именно этим оружием) не страшит нисколько. Без лишних раздумий мужчина выстреливает в ладонь, лишая свою жертву возможности контратаковать — взглядом он провожает отлетевший в сторону пистолет. Теперь дело пойдет легче.
— У тебя был выбор, — проговаривает он, засовывая «игл» обратно за пояс. Сюмин скидывает с себя мешковатую куртку, бежать в которой он довольно запарился, после чего его тело встречает осенний ветер с долгожданной прохладой. Мужчина вытирает испарину со лба и выуживает теперь из-за спины свой старенький, но от этого не менее любимый вакидзаши. — Рассказывай. Все. От начала и до конца, и не дай бог тебе вздумать сопротивляться, — с еле скрываемой яростью буквально шипит в чужое лицо. В подтверждение своих слов, он тут же вонзает остро заточенный меч в чужой плечевой сустав, проворачивая лезвие несколько раз так, чтобы разорвать все контакты, которые связывали кибернетическую руку с настоящим телом. Сюмин задумывается, что Луханю сейчас должно быть неимоверно больно. Легче только, почему-то, от этого не становится.

Нестерпимая боль вновь прожигает всё его тело, когда лезвие клинка безжалостно рвёт все контактные волокна в суставе. Лухань издаёт глухой мучительный стон, вцепившись в чужое запястье мёртвой хваткой и кривясь от неприятных ощущений. Он не сводит своих глаз с Сюмина, всматриваясь в его бездонные зрачки, и не видит в них ничего кроме неудержимой страшной ярости. Ханю кажется, что сейчас он действительно похож на демона. Умолять его остановиться уже бессмысленно. Поддаваясь каждому движению Сюмина, он страдает, но не пытается как-либо сопротивляться. Он смотрит на него с сожалением, осознавая, что же наделал, и чувствует себя просто паршиво, понимая, что уже ничего не сможет исправить. Лухань всегда знал, что всё кончится именно так. Миллион раз он прокручивал в своей голове эту схему на протяжении всех семи лет, но в конце так и не смог стать готовым увидеть отравленные ненавистью глаза и почувствовать эту мучительную боль внутри себя. Всё оказалось намного хуже, чем он себе когда-то представлял.
- Это Ханка, - голос его звучит едва слышно, Хань хрипит и задыхается, претерпевая адскую боль. Лицо Сюмина в ту же секунду меняется от осознания. - Они наняли меня, - признаётся он, замечая, как неверие проскальзывает в чужих глазах. - Мин, - прерывистый вдох застревает в горле, - у них моя семья.

Сюмин мог представить себе любой вариант развития событий. Он мог представить все что угодно, что мог выдумать Лухань, выдавая за правду. Но как только ненавистное «ханка» оказывается произнесенным вслух, Мин даже замирает на какое-то время, еще крепче сжимая в ладони рукоять меча. Почему-то в оправдание не хочется верить, Сюмин сомневается, что сейчас Хань вот так откровенно рассказывает о своих проблемах. Но если предположить, что это правда.. Удивительно, но за все эти семь лет он не знал, что у его нового помощника вообще есть семья, ибо он никогда не распространялся о таких вещах. Они оба считали подобные разговоры несколько неуместными. Но это ни разу не оправдывает предателя. Сюмин ценит откровенность, но от своих принципов и намерений сейчас отступать не собирался.
— Какой смысл семь лет удерживать твою семью в заложниках? Верха «ханки», конечно, те еще монстры, но чтобы тратить ресурсы на подобное. Слишком расточительно. Или ты думаешь, что настолько хорош? — проговаривает Мин, а затем хмыкает про себя, вытаскивая лезвие из чужого плеча и выпрямляясь во весь рост. Нет. Никакой рассудительности, только слепое желание отомстить и уничтожить. Сюмин вновь вспоминает, что, возможно, с той катастрофой, наедине с которой его оставил Лухань, он сам вряд ли доживет до утра. Что же, по крайней мере, он отомстит. С этой мыслью, мужчина наступает одной ногой на чужую конечность (та осталась прикреплена к телу буквально несколькими проводами), а затем резким движением отсоединяет ее, в итоге отшвыривая в сторону. — Почему я должен верить тебе? Семь лет ты лгал мне в лицо, почему сейчас я должен вестись на это?

Величественно возвышающаяся фигура Сюмина напоминает Ханю могущественного ками, который готов свершить над ним свой страшный суд. Словно разгневав бога своими деяниями, теперь он понесёт своё вечное наказание. Иронично, не так ли? Однако Лухань не хочет умирать. Сейчас, когда он зашёл слишком далеко, пожертвовав всем, что было ему дорого, он не может умереть. Он должен спасти свою семью. Это единственное, что было у него всегда, и единственное, что осталось. Хань печально ухмыляется.
- Не я так думаю, - многозначительно намекает он, вспоминая лабораторию Ханки и всех тех учёных, которые смотрели на него с открытым благоговением, когда он только пришёл в сознание. Всё-таки Сюмин ни черта о нём не знает. Не успев сделать вдох, Хань мучительно взвывает, ощущая, как болезненно резко обрываются все оставшиеся контакты в суставе. На его глазах впервые появляются слёзы, которых он не чувствует. И почему-то только сейчас он ясно понимает, что скоро умрёт, осязая это своими чуткими инстинктами. Смерть уже мрачно склонилась над ним, овевая мерзким страхом.
- Разве ты, - натужно отвечает Лу, делая спасительный вдох, - разве ты не поступил бы так же? Неужели ты не сделал бы всё возможное для спасения дорогого тебе человека? - он делает особый акцент в конце, смотря прямо в чужие глаза. Лу знает, что для Сюмина это не простые слова, и это моментально отражается на его лице, когда он понимает, о чём говорит Хань, а точнее, кого он имеет в виду. - Выбора никогда нет, Мин.

То, что Лухань сейчас намекает именно на то, что Сюмин скрывает от посторонних глаз уже долгие года, не было никаких сомнений. И это злит Мина еще больше, заставляя чуть ли не задыхаться от гнева, который теперь варился в собственном соку, приправленный бесконечной болью. Зря он рассказал, зря открылся тогда Ханю, позволив дать ему рычаг давления. Упоминать это у него вообще права не было.
— Да как у тебя, блять, язык повернулся, — проговаривает он, нетерпеливо убирая вакидзаши обратно за пояс, возвращая в ножны. Какое-то время он вглядывается в чужие влажные (вероятно от боли) глаза, понимая, что сам готов вот-вот сорваться и дать волю чувствам. Хочется кричать, хочется вдохнуть чистый воздух, дабы в голове все прояснилось, да только Сюмин все еще не в том состоянии, чтобы в себя прийти. Лухань давно еще подписал себе смертный приговор, только связавшись с Ханкой. Оправдывает ли этим его Мин? Теперь он ни в чем не уверен, но то, что Хань умрет, кажется ему единственным верным выводом. Сюмин вновь вытаскивает игл, крепко перехватывая двумя руками приклад. Взводит курок и прицеливается предателю прямо в голову. Он замирает на несколько секунд, медленно сглатывает, будто бы раздумывая. Наверное, надо что-то сказать.
— Жаль, что так вышло, — ложь. Но у Сюмина действительно не хватает сил. Ему хочется положить этому всему конец. Нет человека — нет проблемы, верно? Поэтому мужчина резко выдыхает и нажимает на спусковой крючок, выстреливая в чужую голову. А затем еще раз. И еще раз, на всякий случай. Лухань точно не выживет, а Сюмин хочет быть в этом уверен. Еще с минуту он смотрит на растекающуюся кровавую лужу под чужой головой, а затем издает нечеловеческий крик, сгибаясь пополам. Зажмуривается, бьет прохладным скелетом оружия по собственному виску, рискуя повредить рог, напрямую связанный с имплантом, подключенным к мозгу. Ему не стало от этого легче. Осталось только отдать распоряжения на случай собственной смерти. Больше его здесь ничего не держит.

До этого самого мгновения, когда на него снова наставили ствол пистолета, Хань не осознавал, насколько иронична и жестока может быть его собственная судьба. Умерев уже раз, он готовится распрощаться со своей жизнью вновь. Это ли не шутка? Только вот Луханю вообще не смешно. Ему опять приходится испытывать весь этот ужас, впитывать в себя каждую секунду ускользающего времени, трепеща от страха и покорно дожидаясь, когда пуля наконец проломит в черепе дыру. Лухань никогда не хотел умирать. Он всегда хотел жить, но каждый раз эту жизнь у него безжалостно отбирали, словно он был её недостоин. Это жестоко, но по-другому словно и быть не могло. Сейчас ему просто хочется, чтобы всё это уже поскорее закончилось, потому что время для него тянется мучительно долго. Не способный уже ничего изменить, он просто покоряется своей судьбе. И прежде чем Ханя полностью накроет холодная тьма, он в последний раз думает о матери и сестре, мысленно моля у них прощения за то, что так и не смог их спасти. Сюмину лучше было сразу с первой встречи отказать ему в сотрудничестве, тогда бы он вообще никогда с ним не связался. А парень по фамилии О не должен был в тот день смотреть на него дольше секунды, чтобы не... ну, понимаете. В то время всё действительно могло случиться совсем иначе. И если кому-то и вправду так кажется, то знайте — нет, не могло.

__  8  __
Y  E  A  R  S   A  G  O

Минсок медленно и нехотя открывает глаза, тут же встречая взглядом уже привычную обстановку данной комнаты. Кёнсу в кровати, конечно же, не находится, что порождает новые вопросы, ответить на которые молодому человеку, несомненно, еще придется. Минсок молод и амбициозен, а еще сравним с гением современности — так называли самоучку преподаватели престижного университета, который тот окончил слишком рано для своих лет. Сюмин медленно принимает вертикальное положение, просыпается нехотя, но долго оставаться здесь ему нельзя, ведь это квартира Кёнсу, в которой он часто ночует, устав от слишком темного и неуютного убранства своего потайного убежища, где он проводил большую часть своего свободного времени. А подставлять своего парня так, чтобы к тому потом приставали с расспросами, не хотелось совершенно. Только вот куда сам До запропастился? Ведь еще ночью он обещал вернуться под утро.
Спустя несколько минут уже одетый и вроде как проснувшийся парень наскоро «добивает» чашку кофе, оставляя после себя грязную посуду в раковине (Кёнсу, несомненно, убьет его за это, но что поделаешь, торопиться нужно), а после подходит к маленькой панели управления с намерением разблокировать двери квартиры. Как только введенный код начинает действовать, входная дверь тут же отпирается, отъезжая в стенку и открывая вид на лестничный пролет. Только то, что он из себя представляет, этот вид, кажется Минсоку чем-то нереальным.
— Нет-нет-нет-нет, — тараторит про себя Сюмин, роняя из рук собственный рюкзак, а затем подлетает к телу, расположившемуся строго у двери в эту квартиру. Телу человека, которого он слишком хорошо знал. — Кёнсу-я, Кёнсу-я! Очнись, ты в порядке? — он тут же проверяет пульс любимого, слегка нервно прощупывает пальцами чужое запястье, а после проверяет у сонной артерии, пытаясь убедить себя в том, что он просто неправильно все делает. Кёнсу не может быть мертв. Просто не может. Затем одной рукой он исследует чужой затылок, натыкаясь на поврежденный имплант с разъемом для подключения к сетям.. почему-то этот разъем был мокрым, из него явно что-то вытекало... Минсок медленно, боясь узнать правду, подносит ладонь к скудному источнику освещения лампочек, вкрученных рядом с дверью, и в тот же миг понимает, что его рука испачкана в чужой крови. — Нет.. этого не может быть, нет, нет, — на глаза тут же наворачиваются слезы, после чего Сюмин крепко сжимает тело Кёнсу, утыкается носом в чужой лоб, прижимается губами к переносице некогда живого человека. Жмурится, не хотя принимать правду. К горлу подступает паника, хочется кричать, звать на помощь, но Минсок оказывается не в состоянии сделать что-либо, чтобы как-то все исправить... ведь он ничего не может сделать. Никто уже ничего не сделает. — Почему ты не остался, почему, — в голове звучат последние слова Кёнсу, произнесенные на том конце провода. «Мне нужно закончить кое-какое исследование, ложись спать без меня, утром я тебя встречу». О, нет. Минсок чувствует, как по щекам скатываются слезы, капая на чужое лицо, застывшее в гримасе безмятежности. Ханка. Во всем виновата эта проклятая компания, на которую До работал. Сюмин знал, что за ним наблюдают, Кёнсу рассказывал ему многое, что на деле являлось секретной информацией. Из-за этого его убили? Или хотели приструнить молодого хакера, который слишком часто совершал атаки в одиночку на сервера самой крупной корпорации Токио?
Минсок ловит себя на том, что он уже несколько минут сидит так, раскачиваясь и обнимая тело Кёнсу. Он уже не плачет, но его пробивает нервная дрожь. Окровавленной ладонью он водит по чужим волосам, поправляя спадающую челку, как бы «причесывая» и, несомненно, пачкая кровью чистые иссиня-черные пряди, а также чужое лицо. Он выглядит таким.. спокойным. Когда он умирал, он знал, что его убивают? Или это произошло быстро? Минсок не хочет об этом думать, но вопросы подобного характера заполняют его голову, практически разрывая мечущийся от горя разум. Надо позвонить в скорую. Или полицию? Ведь это убийство... но что если его повесят на Минсока? Он точно станет первым подозреваемым. Но ему нельзя попадать под удар, ему вообще здесь находиться в данную минуту не стоило.
Сюмин медленно приподнимает чужое тело, оставляя то на полу, понуро смотрит на испачканные в крови джинсы и медленно сглатывает, прикрывая глаза. Смотреть на это более, чем больно — невозможно, невыносимо. Но он должен уйти отсюда, чтобы отомстить. Чтобы узнать того, кто отдал этот приказ, найти того, кто привел этот приказ в исполнение и наказать их. Наказать их всех. Похоронить Ханку под грудой собственных костей. Уничтожить, стереть ее из памяти людей и исцелить Токио, а возможно и собственное сердце, которое, как думает Минсок, теперь вряд ли когда-нибудь вновь станет целым. Он бросит свою жизнь и свои силы на то, чтобы отомстить за Кёнсу, и за то, через что только придется пройти его еще не остывшему телу, когда Сюмин покинет этот дом, а затем вызовет наряд полиции и скорую помощь. Он глаз не сомкнет, пока от Ханки не останется ничего, что могло бы угрожать кому-либо еще. Минсок клянется самому себе и решает, что «Ким Минсока» больше не существует с этого момента. Теперь есть только «Сюмин» (так его называл До). Есть только «Они», который станет новым ночным кошмаром для каждого, кто связан с корпорацией «Ханка».

________

Чей-то настойчивый глухой голос пробивается сквозь толщу тьмы в кокон сознания, окружая со всех сторон и тревожа чужой покой. Совсем скоро этот голос становится громче, различимее, и необъятный мрак постепенно начинает расползаться, пропуская сквозь поверхность яркий свет. Слышится отчётливое «鹿晗», и спящее сознание плавно выныривает из своего забвения. Лухань медленно открывает глаза, немигающим взором уставившись над собой. Спустя секунду его снова окликают по имени, и только тогда он будто оживает, скашивая взгляд немного в сторону, и видит перед собой знакомого человека. Что? Как? Неужели это снова Ханка?
- Ци, - узнав молодую девушку, полушёпотом произносит Лу, всматриваясь в нежные черты её лица и цепляясь за них как за своё единственное спасение. Это словно дежавю. Когда он впервые оказался в лаборатории, всё происходило точь-в-точь, как сейчас. В то время Ци была той, кто ухаживала за ним, проводила тестирования, помогала во всём, и, конечно же, была к нему неравнодушна. Лухань не знает, как он снова оказался в лаборатории, и тем более не понимает, что вообще произошло и почему он жив, но Ци рядом, и это помогает ему успокоиться. - Что со мной случилось? - обеспокоенно спрашивает Хань и в образовавшейся тишине добавляет совсем неуверенно, - Я ведь умер? Девушка ещё раз оглядывает его с умиротворением в глазах, прежде чем начать говорить.

Сюмин все подготовил, он все продумал. И если он хоть раз в чем-то ошибется, то он погибнет. И он вполне готов встретить свою судьбу здесь, прямо в самом сердце врага, где у него нет не то что союзника, но даже пути отхода. Прикинуться местным сотрудником было непросто. Пришлось ради этого дела похитить невинного человека, вытрясти из него официальную форму и пропуск. Казалось бы, в главный штаб Ханки не должны так легко пропускать людей, даже толком не взглянуть на лица, но Сюмину повезло, и это самое главное.
Сейчас он направляется в сторону серверной — он не один год изучал план здания и этажей. Он практически наизусть знал расположение тех или иных комнат. Серверная должна быть как раз за углом. Мужчина поворачивает и еле заметно ухмыляется себе под нос, натягивая кепку сильнее на лицо, стараясь замаскироваться так, чтобы камеры его не опознали. Он не спеша касается ручки двери, дергает ее на себя и оказывается внутри. Недолго думая, Сюмин направляется к самой важной части, отвечающей за сами сервера, перед ним сейчас стояла задача вырубить внутреннюю сеть и положить все доступы к важной информации, одним словом — отрезать Ханку от того, от чего она зависит ежедневно. Мин выуживает из внутреннего кармана небольшое устройство — флешку, на которой находился проект, который тот разрабатывал на протяжении этих нескольких лет. Проект, который тотчас же проникает в чужую систему и отключает сервера один за другим. Что ж, пока что все идет по плану.

То, что произошло с Луханем, кажется просто невероятным. Ханка всерьёз зашла далеко в своих технологиях и изобретениях, как и в науке в целом. После всего рассказанного Ци многое не укладывалось в голове, но Хань постепенно начинает принимать всё то, о чём говорит девушка, потому что сознание быстро привыкает к той реальности, каковой она является. Пожалуй, последнее, что отложилось в его памяти перед тем, как он полностью отключился, был ствол чужого пистолета и отчуждённое лицо Сюмина за ним. Тогда Хань по-настоящему поверил, что он действительно умрёт и возможно больше никогда не почувствует себя живым. Однако вопреки всему он снова дышит. Он жив, потому что он нужен Ханке, как никто другой. Ци говорит, что он особенный человек, его мозг функционирует не так, как у обычных людей, и именно это помогло учёным вновь вернуть его к жизни, как это получилось в первый раз. Только сейчас, она уточняет, Хань безупречен в своей силе. Все его аугментации усовершенствованы по последним разработкам, внешний экзоскелет основательно модернизирован и сверхулучшен. С такими обновлениями Лухань станет практически неуязвим.
- Теперь я словно похож на дорогую игрушку, правда? - хмыкает он, не в состоянии поверить в то, во что он превратился за столько лет из простого человека. Но сейчас есть вещи намного важнее его самого. Он хочет спросить Ци о том, что с его семьей, узнать, что произошло с Фукашимой, и, возможно, выяснить о ближайших планах Ханки на будущее, но внезапное сообщение по внутреннему коммуникатору резко отрезает все его мысли. Лу сосредоточенно слушает о подозрительном сбое серверов, получая тем самым команду, и на полпути к выходу из помещения лаборатории оборачивается к Ци. - Жди здесь, я скоро вернусь, - приказывает девушке Хань и тотчас же отправляется в серверную к отряду по безопасности.

Все действительно идет по плану, кроме непредвиденного столкновения вируса с чужой защитной системой, аватар которой до сей поры оставался невидимым для Сюмина. А это значило только одно — его ждали и, скорей всего, сейчас за ним уже направили какой-нибудь специальный отряд быстрого реагирования. Они быстро выдергивает флешку из разъема, наскоро засовывает ее в карман (чтобы поднять большую часть серверов, у Ханки уйдет еще много времени, этого вполне достаточно), а затем осторожно выглядывает из-за двери, проверяя, чист ли коридор. Мужчина медленно выдвигается, стараясь вести себя непринужденно и продолжая играть роль местного работника, но стоит ему заслышать чужие тяжелые шаги по коридору, принадлежавшие явно не одному человеку, он тут же наскоро сворачивает за угол, вытаскивая из-за пояса все тот же игл, не раз спасавший ему жизнь.
— Ранить, но не убивать, он нужен нам живым! — слышит он чужие голоса и прикрывает глаза. Стоит ему на мгновение высунуться, дабы проверить местонахождение противника, как тут же раздается залп выстрелов, сопровождающихся звуками от столкновения пуль с бетонными стенами. Блять. Сюмин ждет, когда охрана начнет перезаряжаться, а затем высовывается и успевает сделать несколько довольно точных выстрелов, которые, к сожалению, все равно ни к чему хорошему не приводят — преследователи хорошо вооружены и с головы до ног облачены в бронежилеты (чтобы это понять, не надо быть экспертом, ведь это штаб самой, мать его, Ханки). Так действовать дальше бессмысленно. Еще несколько раз Сюмин отстреливается и начинает отходить дальше за угол, в буквальном смысле — пятиться. Дальше только выход на лестничную клетку, что не совсем безопасно, но другого пути отсюда нет.

Быстро минуя запутанные коридоры Ханки и преодолевая этаж за этажом, Лухань движется к дальнему крылу, где находится серверная, но вдруг резко напрягается, когда по связи передают, что в здании обнаружен посторонний. Неужели кто-то проскользнул внутрь? Но как это возможно? Хань сдвигает брови, воспринимая эту новость со всей серьёзностью. Пробраться в штаб не так просто, почти нереально, поскольку в Ханке работает отличная система защиты безопасности, а помимо этого она хорошо вооружена и оснащена удвоенной стражей как внутри, так и снаружи. Сама мысль, что кто-то смог пробраться в здание и при этом остаться живым, просто не укладывается в голове. Какому здравомыслящему человеку вообще придёт в голову идея ворваться в Ханку с какой бы то ни было целью? А может, это не один человек, а целая группировка? Кто в принципе это может быть? Как бы там ни было, на них определённо совершили атаку, обрушив сначала всю сеть — самую основу, и тот, кто способен на такое, несомненно представляет корпорации серьёзную угрозу. Лухань прислоняется спиной к стене, доставая оружие, и вскоре после команды по коммуникатору совсем рядом слышит несколько последовательных выстрелов, тут же срываясь с места, подбираясь к точке с противоположной стороны. Зная уже точное местоположение цели, Хань ускоряется и через несколько секунд оказывается за спиной преступника, сразу наставляя на него оружие и приказывая тому не двигаться, но лишь мгновение спустя, с неверием в глазах узнавая в форме сотрудника Ханки Сюмина, он почему-то колеблется и окончательно отводит пистолет, не понимая, что делает, когда резко хватает того за плечо и вытаскивает из засады под вновь раздающийся очередной оглушительный залп.

Мин проверяет патронташ, в котором осталось всего пять патронов. Довольно хреново, учитывая, что в запасе у него осталось не так много. Хватит максимум на две перестрелки, если продолжать также удачно прятаться за укрытием. Проходит еще пара минут, прежде чем увлеченный перестрелкой Сюмин чувствует чужое присутствие за своей спиной, а также щелчок, который не перепутаешь ни с чем — взведенный курок. А затем чужой голос, который приказывает не двигаться, который, кстати, звучит почему-то очень знакомо. Сюмин оборачивается и застывает в непонимании.
— Какого.. — Они не успевает закончить свою фразу, как его тут же хватают за плечо и втаскивают на лестничную клетку, куда путь, как казалось хакеру, был закрыт. Все это не укладывается в голове. Живой Хань, который сейчас вместо того, чтобы убить его, помогает сбежать. Как ему удалось выжить? Почему он ему помогает? Вопросов много, на все так сразу и не ответишь, но Сюмин решает, что раз ему выпала такая удача, то стоит ловить момент. Несколько пролетов и вот, они снова бегут по слишком чистым белым коридорам Ханки, которые благодаря преследователям и людям, стоящим у них на пути, теперь оказываются окрашены в красное. Сюмин стреляет практически без разбора, поскольку оглушительная сирена все еще коробит слуховые нервы, да и хаос, который тут же начинается, когда Лухань открывает огонь впереди, совершенно не помогает. Кажется, несколько пуль проносятся мимо лица парня и он понимает, наконец, что все это не сон, а вполне себе реальность. Сейчас его оберегает только удача, потому что если бы ну Лу, он бы уже давно сдох. Еще пролет, они оказываются еще выше, кажется, отрываются, а спустя еще несколько минут забегают в какой-то кабинет, больше похожий на лабораторию. Сюмин останавливается, чтобы отдышаться, а затем замечает в помещении миловидную девушку в белом халате.
— Какого хера происходит, ты объяснишь мне или нет? Почему ты жив? Черт, КАК ты выжил? И зачем ты мне помогаешь? И кто, черт возьми, это? — настойчиво спрашивает он, припечатывая «спасителя» к стене, расфокусированным взглядом всматриваясь в чужое лицо и отмечая еле заметные швы. Так они снова собрали тебя по кусочкам.

С каждой секундой ситуация стремительно ухудшается. Времени не остаётся ни на раздумья о том, что происходит, ни на вопросы, которые могли бы хоть что-то разъяснить. Самое важное сейчас — спасаться. Лухань метко целится и быстро стреляет, оперативно расходуя одну пулю в секунду, и уничтожает отряд за отрядом впереди, пока Сюмин прикрывает его спину и отстреливает тех, кто идёт сзади. Хань точно знает, что его выходка не сойдёт ему с рук просто так, и солдатам уже несомненно дали команду обезвредить его любым способом, но ему всё равно. Это был полностью осознанный выбор, и он нисколько об этом не жалеет. На самом деле, Лу никогда бы не стал сотрудничать с Ханкой, если бы у него была возможность, но, к сожалению, в то время обстоятельства сложились иначе, и ему пришлось согласиться. Сейчас же появился хороший шанс положить всему конец, и Лухань думает, что будет ошибкой упустить такой удачный момент, как этот. В конце концов, когда-нибудь это всё равно бы случилось. Уже скоро, оторвавшись от преследования, они оказываются в лаборатории, где их встречает взволнованная Ци, которой Лу спокойно сообщает простое «уходим», взглядом намекая, что это не обсуждается. Но сразу уйти им не удаётся, потому что Сюмин прибивает Ханя к стене, требуя от него объяснений, и это, в общем, неудивительно, только как-то не очень вовремя.
- Слушай, Мин, сейчас не самое удачное время для вопросов. - Лухань мысленно высчитывает, сколько времени у них ещё осталось, - Тебе нужно немедленно уходить, если ты хочешь выжить, - он повышает голос, предвидев недовольство друга, твёрдо произнося каждое слово, - только я прошу тебя, возьми с собой Ци, - взглянув на девушку, Хань поворачивается к Мину, замечая в его глазах, направленных в ту же сторону, недоверие, и спешит договорить, - она учёный. Та самая, кто спас меня уже дважды, так что, пожалуйста, помоги ей. И как только друг возвращает к нему свой взгляд, Лу уже знает следующий вопрос, который тот хочет задать. Он вполне логичный, и Хань понимает, что должен ответить, чтобы Сюмин уже отстал от него и начал действовать. - Я останусь, - говорит он, - чтобы прикрыть вас. Со мной всё будет в порядке. Спустя секунду чужая хватка начинает слабеть, и Сюмин, наконец, отпускает его. Напоследок Хань спрашивает у девушки что-то на китайском, на что та неуверенно отвечает, и он кивает в конце. Лу просит дать ему свой шлем, и снова обращается к Сюмину. - Когда встретимся, поговорим. А сейчас уходите. Ци покажет тебе дорогу.
В последний раз они обмениваются взглядами, и Мин уходит, забирая с собой девушку. Хань смотрит им вслед, стоя посреди белого коридора, и в конце надевает на голову защитный шлем, полностью готовый к противостоянию. Время пришло. Он делает шаг вперед, когда слышит приближающийся отряд, и идёт им навстречу, тем самым подтверждая, что вступает в войну с корпорацией Ханка.