Тихая и приятная атмосфера в лаунж-зоне привносит мир и покой даже в самую напряжённую обстановку, в тот самый момент, когда отец в несвойственном для него спокойном тоне отчитывает Луханя за его несносное поведение. А сам Лу, от скуки смертной упершись острым локтем в подлокотник кресла, обтянутый кожей-индиго, под давлением веских и порой даже грубых энтимем из уст отца внезапно прерывает его, заявляя, что вид из окна 33-го этажа небоскрёба «Топ Клауд» просто захватывающий. Проходит секунда, и он одаривает родителей наглой улыбкой, улавливая в их взглядах непонимание и упрёк. Нет, нельзя говорить о том, что Лухань — испорченный ребёнок. Ему никогда не подойдут такие слова, как «дрянь» или «мразь». Он чётко знает свои границы, никогда не позволит себе ничего лишнего или чрезвычайно непростительного, с уважением относится к предкам и изо всех сил старается быть для них примерным и послушным сыном, даже будучи таким сучонком. Но сейчас он зол. Раздражён. Вспыльчив. А всё благодаря одной персоне, чьё имя лишний раз лучше не упоминать. От греха подальше. Упаси господь. И в таком настроении Луханя вообще ни в коем случае нельзя трогать, а не то голову к херам откусит. Это он и пытается в такой же благовейной манере донести до своих родителей, осведомляя их о тонкостях своего ужасного характера, и, как он сам выразился, у них нет и шанса игнорировать все эти нюансы. И если честно, отец выбрал ну совсем неудачный момент приебаться к его поведению и прочесть нотации. Лу, конечно, не так грубо выразился (а то бы отхватил леща на месте), но в целом суть ясна.
С первого взгляда может показаться, что Хань дерзкий, высокомерный и бесцеремонный парень. Но это только верхний слой его личности, те самые сливки, плавающие на поверхности, которые не всем поначалу приходятся по вкусу. Однако потом оказывается, что он начинён обострённой чувствительностью, гипер-эмоциональностью и повышенной искренностью. По своей натуре он честный и прямой человек, всегда старается говорить всё открыто, ничего не утаивая, правда, иногда он, конечно, перебарщивает и долбит истину прямо в лоб, не заботясь о том, грубо ли это, не грубо ли это. Правда, она такая — то горькая, то пресная, то слаще мёда — зависит от случая, и, соответственно, человек должен принять её такой, какая она есть. Именно так и думал Лухань, именно это и сделало его честнейшим человеком в глазах родителей, друзей и всех окружающих. И если разобраться, то в нём, на самом-то деле, есть ещё много хороших качеств, много того, что так привлекает людей, что притягивает, покоряет. Но нужно заметить, что и плохого в нём предостаточно, чего, кстати, в подавляющем большинстве случаев видно гораздо лучше, ярче, резче. К примеру, его пресловутая мстительность. Да, девять человек из десяти скажут, что мстить нехорошо; что мстительность — отрицательная черта характера; что месть — это плохо. Плохо, плохо, плохо. И только Лухань скажет, что месть — это хорошо, но только лишь в случае, если предлогом ей служит справедливость. Для него месть — это правосудие. Возможно, он неправ. Скорее всего, он неправ. Не он вправе наказывать других, не он здесь бог и судья, не он. Не Лухань. Но как бы то ни было, отвечать добром на зло кажется совершенной тупостью («absolute hebetude»), разве нет? А если нет, то когда, чёрт возьми, тебе за всё воздастся? За всё то дерьмо, за все страдания, муки, м-мм? Пусть он лучше споткнётся на краю вулкана, потеряет все свои деньги, или, чего хуже, с ним случится припадок слабоумия, и он сварит своё любимое яблоко+ в кока-коле. Но ни за что, никогда и ни при каких обстоятельствах не станет терпеть несправедливость к себе. Иначе авэнджер в Лухане придёт в ярость, и тогда жди великого возмездия, скотина. Он будет мстить, и мстить, и мстить, пока справедливость не восторжествует; пока не наступит мир и покой; пока ты не сдохнешь в муках. Слышал? Пока ты не сдохнешь в муках, О Сэхун. Ты — преступление, которое должно понести свое наказание. Наказание по имени «Лухань». И только лишь когда установится соответствие между деянием и воздаянием, справедливость возобладает над всем гнусным и отвратительным, что только есть в тебе.
Время летит со скоростью звука финальных аккордов песни Эми Уайнхаус, и от серьёзного разговора с серьёзным человеком Луханя отвлекает оповещение в твиттере, но только на мгновение. Он как-то странно польщён тем, что этот сукин сын с ним так открыто и бессовестно флиртует, что тотчас же отражается на его лице кривой ухмылкой. «Вот же мразь», думает Хань и отставляет смартфон на стол, принимаясь за ужин.
Зажимает средним пальцем бокал с сухим вином, отпивая по капле, и лакомится креветками, макая их в соус. Он много думает, думает о многом, а потом наступает момент, когда все мысли обрываются, как туго натянутые струны, и всё, что после этого остаётся слышимым — только расстроенное эхо пустоты в его черепной коробке. Всё происходит как-то внезапно и глупо, но выглядит ещё глупее: с поднесённой ко рту креветкой, которую Лу не успевает растерзать зубами.
Сэхун стоит на краю зала — высокий, стройный, привлекательный. Он мгновенно обращает на себя внимание своим неотразимым видом, и Хань не спешит отрывать от него свой изучающий взгляд. Он никогда себе в этом не признается, но на мгновение в его голове всё же мелькнула мысль, что Сэхун очень красивый. Настолько красивый, что всего лишь раз заставил сердце Луханя пропустить удар. Всего лишь раз. Казалось бы, что в этом такого, но нет, один раз — и это уже пиздец, потому что выглядит это так, будто вся та ненависть, вся та злость и презрение, что он взращивал в себе так долго к этому человеку, просто катится в жопу ада и разбивается на тысячи ёбаных сердечек. Это ли не катастрофа?
Вежливо отпросившись у родителей, он съедает креветку и слизывает с пальцев соус, в спешке хватая салфетку и вставая из-за стола. Он шагает прямо к Сэхуну, по ровной линии, уверенно и твёрдо, от волнения сжимая челюсти и втягивая носом воздух. Хань клянётся, что свернёт себе шею или просто застрелится, если хоть на миг, хоть краем сердечного клапана влюбится в этого конченого уёбка. Ни за что. Никогда. Ни при каких обстоятельствах. Он зарекается вообще думать о Сэхуне, конечно, кроме тех случаев, когда он видит его перед собой, и очень хочется врезать тому по роже. Но чем ближе к нему, тем чаще бьётся сердце; тем горячее кровь; тем больше преломляется пространство. И Хань не сможет поверить, что это — первые симптомы тупой влюблённости. Просто потому, что глупо влюбляться в то, что ты так безудержно хочешь убить.
Кстати, в таких элитных местах, как «Топ Клауд», могут запросто оштрафовать даже за нелестный комментарий в чей бы то ни было адрес, что уже говорить о публичных разборках и драках. Но Луханя это точно не остановит. Он хочет сделать это с ним именно здесь, а не в каком-нибудь грязном переулке или в дешёвой забегаловке, где подают только отвратительный яичный суп и пиво. Лухань — это роскошь. И, соответственно, наказывать он будет в стиле «лакшэри».
Как только ему остаётся идти меньше пяти шагов, в голове начинает мутнеть. Хань без слов кивает Сэхуну в сторону открытой арки, призывая следовать за ним в более тихие районы «Клауда». Он ведёт Сэхуна в мужскую уборную, потому что свидетели ему не нужны. По крайней мере, сейчас. Уже внутри он не думает о том, что нужно подстраховаться и проверить кабинки, размять кулаки и напустить на себя немного надменности, а сразу с разворота бьёт Сэхуну в лицо, вкладывая в удар всю свою силу, страсть, раздражение. Костяшки чувствительно ноют, ведь не каждый день Хань марает свои руки о всяких придурков, и ему приходится интенсивно массажировать фаланги пальцев и сухожилия, чтобы растворить тихую боль до следующего удара, пока Сэхун, согнувшись, пристроился к мраморной стойке с умывальниками, стараясь прийти в чувство. Хань смотрит на него и думает: «какой же он всё-таки жалкий, так сложиться от простого панча». Тот явно не ждал подобной резкости со стороны «женственного» Луханя, поэтому не успел даже среагировать. По его губам течёт кровь, капая на белые манжеты рубашки, и Лу видит это, довольно отмечая про себя, что врезал ему, как надо. Конфликт проходит в какой-то непонятной тишине, а впрочем, тут и ни к чему лишний трёп — всё и так очевидно. Лухань медлит набивать морду Сэхуну и великодушно даёт ему время оклематься и приготовиться к следующему удару, скрестив руки на груди и облокотившись о стойку. Как раз в это время он с неким удивлением обнаруживает в уборной ещё одного человека — мужчину лет тридцати, в дорогом костюме и при золотых часах. Не сказать, что тот как-то смутил Ханя своим внезапным появлением из кабинки, но ведёт он себя реально странно: тихо выползает из-за дверцы, подходит к стойке, абсолютно игнорируя тот факт, что здесь бьют человека, спокойно моет руки и, будто ничего не замечая, проходит мимо парней к выходу, закрывая за собой дверь. Лухань только усмехается на это и опять обращает своё внимание к Сэхуну, который к этому моменту уже вроде как успевает опомниться.
- Ну как тебе, котик? Хочешь ещё? - в ответ на «кису» притворно нежничает Лу, растягивая губы в фальшивой улыбке, но та вдруг внезапно сползает с его лица, и оно превращается в бесстрастное и жестокое. Он не станет ждать никакого ответа, потому что ему в принципе похер. Ханю вообще откровенно плевать на всё и на Сэхуна в частности, поэтому он больше не теряет времени даром и бьёт в челюсть, на этот раз сильнее, так, что ублюдок теряет равновесие и падает на колени, мгновенно получая ногой под дых. - Сука.
Представьте, что вы ударились мизинцем о какую-нибудь дурацкую ножку стула, ну или же локтем об угол, задевая нерв. Это до ужаса больно и неприятно, хочется материться на весь дом, а ещё сжечь проклятую мебель, что способствовала этой адской боли. Но через какое-то время боль отступает и это происшествие уже забывается, а вы себя только ругаете, что так глупо наткнулись на ножку стула (ну как же она, сука деревянная, попалась мне на пути вообще?). Представили? А теперь забудьте нахуй, потому что та боль, что сейчас обжигает скулу и солнечное сплетение Сэхуна вообще никак не похоже на то, что вы можете почувствовать при столкновении мизинца с любым углом вашей квартиры. И даже не думайте спорить со мной, потому что я прекрасно знаю, что говорю. И если бы Сэхуну когда-нибудь сказали, что эта женская ладошка китайца сможет его ударить по лицу, да так, что Ши свалится на пол мажорского ресторана, то он бы не только посмеялся над вами, но ещё и каким-нибудь нехорошим словом бы назвал. Ну, что поделать, если это оказалось не так. Что поделать, если сейчас Сэхун чувствует во рту неприятный железный привкус, который у него обычно появлялся после долгой пробежки (только если после бега во рту нихуя не кровь, то сейчас все наоборот. улыбнется, и ты ахуеешь от этого кровавого оскала). Ах, да, ещё эта «киса» плюс ко всему и материться умеет. Слабовато, правда, но умеет же. Вряд ли он при своих предках так свой язык использует, скорее только жмётся к папочке и выпрашивает его чёрную кредитку, чтобы денежки с неё на очередную шмотку потратить.
Сэхун, честно, совсем не ожидал такого поворота событий. Видимо, он всё-таки рассчитывал на адекватный разговор (ха-ха, сейчас бы именно так посмеялся бы над ним Нэльсон Манц, или же он бы это сделал в тот момент, когда Хуну первый раз дали по лицу?), но, увы, кое-кто оказался истеричкой, любящей распускать руки. Получив кулаком в челюсть, О не удержался на ногах, падая на колени и сразу же хватаясь за живот, боль в котором отдавалась меньше (спасибо опыту в подобных драках), чем в разбитом носу. Кстати, белая рубашка была безнадежно испорчена в собственной крови, но не беспокойтесь, вы же помните, что у него их целый шкаф, да? Эту можно отправить на помойку уже сейчас.
- Хотешь есё, суую --— ка, - передразнивает и отшучивается Сэхун, шмыгая разбитым носом, из которого кровь капает прямо на кремовую плитку туалета. Кажется, что уборщице всё это добро убирать будет не в радость, да и вообще лишь бы она в обморок не грохнулась. - Я стою перед тобой на коленях. Ты мог бы воспользоваться этим по назначению, а не бить меня, идиот.
Юноша хватается за край раковины, собираясь в себе все силы и поднимаясь, пока этот конченый китаец не решил добить его. Не очень ему хотелось сейчас распинаться перед ним речами о том, что а я думал, ты драться не умеешь, маникюр свой бережешь, но вот оно как оказывается, ой упс, ты что это опять на меня замахиваешься. Как будто бы человек с таким характером, как у Луханя, будет кого-то слушать. Сэхун мельком разглядывает себя в зеркало, уже предвкушая то, что завтра будет у него на лице (всё так же радужно, как его прическа в прошлом году. неужели ему теперь придется идти так в колледж или все же стащить у Наны тональник?). Хань, кажется, хочет сам что-то сказать, но О опережает его, резко толкая к стене и прижимая его хрупкое (на первый взгляд, ага) тельце своим. Сэхун недовольно хмурится на попытки Луханя вылезти из-под него, а для того, чтобы угомонить парня — бьёт в живот, не давая тому согнуться пополам, просто потому что перестань уже, неадекватный. Хорошо хоть, что не орет. А то бы сейчас сюда сбежался весь персонал этого мажорного «Топ Клауда», да ещё и папочка-он-же-господин-Лу. Его тут только не хватало. Интересно, как он отреагирует, если его сынку будут вылизывать гланды? Ничего серьёзного, просто очередной дурацкий план Сэхуна в уничтожении репутации Ханя, ну или спасении собственной задницы. Тут уж с какой стороны посмотреть.
Сейчас же лицо китайца кривится в гримасе боли и непонимания, а вот у самого Сэхуна на лице довольная улыбка. Не то чтобы он злорадствует, просто иногда приятно видеть эмоции на лицах у людей, которые чего-то не ожидают. Всё-таки Лухань не до конца добил Сэхуна, раз последний сейчас спокойно удерживает уже чуть успокоившегося китайца, который несколько минут назад собирался выбить всю дурь из Ши. Сам же Сэхун готов был вытерпеть все удары, даже поговорить нормально, но потом китайцу захотелось сказать что-то едкое и поплеваться желчью. После такого, наверное, никто бы уже не смог сдержаться.
- Я уж обрадовался тому сердечку в конце твоего сообщения, думал, что раз ты пригласил в ресторан, значит, и угостишь меня чем-нибудь вкусным. Я либо слишком наивный, либо просто жрать очень хотел, - хмыкает Сэхун, скользя взглядом по девчачьим чертам лица Ханя, - но ты меня взял и избил, а сейчас сам на грани избиения мной, и перестань уже смотреть на меня так испуганно, куда делось твое рвение? Я так не играю, - О проводит кончиками пальцев по скулам Ханя, надавливая подушечками на идеальную кожу, а большим обводит нижнюю губу, задевая маленький шрам. - Да и как такой девочке можно лицо испортить синяками, а? Это же преступление.
Ни за что, ни за что на свете ты не захочешь, чтобы усилилась боль. От боли хочешь только одного: чтобы она кончилась. Нет ничего хуже в жизни, чем физическая боль. В «Душе самоубийцы» есть строки о том, что в самой её сущности заключено нечто, что заставляет стремиться её прекратить или любым способом спастись от неё. Но Лухань не мог, его держали крепкие руки, не давая вырваться ни ему, ни той боли, которая сковала его изнутри. Тупая, ноющая, она расползалась по мышцам, парализуя тело и работу некоторых органов. Ещё минуту после удара Лухань не мог нормально вдохнуть, выдохнуть, он откашливался под сэхуновский трёп, упав лицом в его плечо, и судорожно цеплялся за него пальцами, сдавливая ими, впиваясь в нежную белую ткань ногтями, выпуская через кончики энергию боли. В Лухане есть кое-что, чего они никогда не признает, как настоящий мужчина. Его не пугает физическая боль, её он не боится, и упёрто считает, что достаточно стойкий и выносливый для того, чтобы ввязываться в драки, бить и получать в ответ, даже если в итоге будет измазан в собственной же кровище и валяться на больничной кровати чуть ли не при смерти, с кучей переломов и сотрясений всех имеющихся мозгов, устеленный крахмально-белым одеялом и красиво вписанный в пейзаж из медикаментов, желтых тюльпанов и сникерсов. Но это далеко не так. Каким бы храбрым, мужественным и дерзким он ни рисовался, факт остается фактом: его болевой порог слишком мал, организм сверхчувствительный к любому внешнему и внутреннему воздействию, поэтому он практически не переносит физическую боль в любых её проявлениях, а получая повреждения, достаточно долго восстанавливается. Хань ненавидит такого себя. Ненавидит то, что он настолько жалок и слаб. Поэтому, вопреки всякому здравому смыслу, иногда лезет в драки и добровольно калечит самого себя, считая, что таким образом он закаляет не только свой дух, но и тело, доказывая себе, что мужик и могёт. И вот тут назревает существенный вопрос. Каким же, блять, тупым надо быть, чтобы так думать, а? По мнению эксперта Ким Чондэ, Лухань — это лучшая дефиниция слова «идиот». В этом он многократно превосходит даже самого Чондэ. Одним словом, таких, как Хань, ещё поискать надо. Поискать, чтобы хорошенько вправить мозги.
Минута прошла. Дыхание в лёгких стабилизировалось. Боль, наконец-то, исчезла. Сейчас Лухань смотрит Сэхуну прямо в глаза и слушает его голос, чувствуя, как чужой палец мягко скользит по его нижней губе, там, где рассекает кожу маленький шрам, который остался ему в подарок в «роял раммбле» год назад. Хань и сам не понимает, что с ним происходит, но ему внезапно приятно быть в таком положении. Быть прижатым к стене, под тёплым давлением чужого тела. Возникает ощущение, словно они с Сэхуном сливаются, идеально вогнанные друг в друга, красиво прилегающие друг к другу. Ближе, чем сейчас, они никогда быть не смогут — Лухань осознаёт это и нежно льнёт к нему, тянется к его губам, испачканным в крови, и тихо шепчет своими пьяными «чтоб ты сдох».
И сразу, крепко вцепившись в предплечья Сэхуна, делает резкий рывок и бьёт того головой в лицо. О сразу отшатывается и, не сдерживаясь, стонет от боли, закрываясь руками. Хань и сам теряет на секунду равновесие, хватается рукой за мраморную стойку, чтобы не упасть, сильно зажмуриваясь и пытаясь отогнать помутнение в глазах. Если честно, он уже пожалел о том, что сделал, но Сэхун сам своими словами и действиями только сильнее взбесил Лу, и сейчас тому уже всё равно, откинется он прямо здесь или ещё доживет до больничной койки, но сукиного сына обязательно отпиздит.
- Слушай меня, котик, - наконец, очнувшись и тряхнув светлой чёлкой, Хань двигается вперёд, толкая Сэхуна к противоположной стене. Он становится к нему вплотную и хватает за грудки, дёргая на себя, - прямо сейчас берёшь и удаляешь из своего твиттера всё то, что ты понаписал про меня, иначе, клянусь, я тебя из-под земли достану, вырву твой гадкий, мерзкий язык и приготовлю из него каннелони под соусом бешамель, а мёртвое тело сожгу на костре и скину в Жёлтое море. Ты меня понял? - ласково мурлычет он напоследок, заботливо убирая назад сэхуновскую чёлку и заглядывая в чёрные, как смоль, глаза.
- Мяукни, если понял.
Все эти «ласковые» прозвища за всё время их мордобоя Сэхуна конкретно так подзаебали. Да и вся ситуация в целом выходила не очень-то и приятная. Нос, Хун надеется, после последующего удара не сломан и стоит ли сказать за это спасибо Лухану, который толком не оправившись, хоть и слабо, но ощутимо врезал ему? Ещё и эти перекатывания от стенки к стенке, едкие слова и ругань — да как люди всё ещё не зашли сюда и не обнаружили этих двоих, которые только и делают, что бьют друг друга, а не разговаривают, как адекватные люди (хотя как вообще можно назвать всю эту ситуацию, что сложилась с самого начала, адекватной). Лучше назвать как-то по-другому . . . например, пиздец. Да, определенно. Пиздец, который устроил сам Сэхун, но, кажется, потерял над ним контроль. Может, стоит ещё обвинить и Луханя, у которого нет чувства юмора, но это Хун ещё успеет сделать.
Сейчас же Хань строит из себя крутого парня, занимается тем, что раздает указания Сэхуну и кидается нелепыми угрозами, которые на деле его, Сэхуна, откровенно смешат. Окей, китайчонок, я с радостью посмотрю на это, хочет ответить ему О, но вместо этого гаденько улыбается, как он умеет. А потом отводит взгляд к зеркалу, что отражает их сейчас и заглядывается, как идеально смотрятся они со стороны. Как Лухань идеально низковат для Сэхуна, заставляя О тянуться к нему чуть ниже, чтобы поцеловать. Как Сэхун может легко обнять Луханя, заключая его в крепкие объятия. Но на самом деле это всё глупые мечты и разыгравшееся воображение, так? На деле же Шисунь сначала смотрит на покрасневшее после удара лицо китайца, а потом отталкивает его от себя, потому что закашливается, ну и не хочется запачкать твою мажорскую рубашку своей низкосортной кровью. Да и правда ведь, пусть уж отделается обычными синяками, раз уж сегодня участь Сэхуна харкать собственной кровью. Он вынимает несколько бумажных салфеток и, смотря в зеркало на свой побитый вид, старается оттереть кровь. Получается, мягко говоря, херово, потому что Сэхун только и делает, что размазывает её, а она даже не думает останавливаться, kurwa. Шисунь бы с радостью сейчас наехал на Лу, расспрашивая того, почему ему вообще захотелось помериться силами в туалете, но в таком случае Сэ сделает хуже только себе, да и папочка Луханя, случаем, не хочет ли получить приличный счет за лечение при таком итоге? Интересно было бы посмотреть на выяснения отца и сына о том, как и при каких интересных обстоятельствах всё вылилось в сумму на чеке.
Хун слышит удар двери и оборачивается с крохотной надеждой, что Лухань сбежал к предкам (ведь сыночка так долго нет, а его крем-суп не принято есть холодным!), но все эти смехотворные надежды рушатся, когда в дверном проеме он видит ошарашенного официанта с ещё одним богачом-мажором, который, видимо, позвал бедного паренька вытереть себе руки, после того, как он отольет на эти дорогущие мраморные унитазы. Официант всё в таком же шоке просит парней сейчас же покинуть заведение, потому что здесь так нельзя, ресторан «топ клауд» — уважаемое и приличное место! Сэхун, всё ещё держа алеющую салфетку у носа, закатывает глаза, но потом видит напуганный взгляд Ханя, и всё сразу же понимает. Кажется, сын боится за репутацию родителей, ну или просто того, что они отнимут у него чёрную кредитную карточку, как же он тогда будет покупать сорочки без неё?! Тебе повезло, Сяолу, что ты избивал человека, у которого ещё осталась душа и он, так и быть, прикроет твой тощий зад.
- Нет-нет, вы не так поняли. Наоборот, как же хорошо, что этот парень оказался со мной здесь в одно время, - Сэхун всхлипывает, стараясь унять кровотечение, но из-за неосторожности лишь морщится от неприятной боли, - помог мне в лишних салфетках, когда у меня пошла кровь из носа. Никогда такого не было, а тут, наверное, из-за давления всё. Тридцать первый этаж, как никак, - он выкидывает испорченные салфетки в урну и, прежде чем уйти, смотрит на Луханя, - отличный ресторан, прекрасное обслуживание, а какие добрые клиенты, я охреневаю.
А ещё он радуется, что никто ничего не говорит вслед, хоть уйдет спокойно. Главное, чтобы не свалился где-нибудь по пути, а то будет обидно, если какой-нибудь бомж залезет к нему в штаны и, ну, вы знаете, заберёт его яблоко. Совсем бы такого не хотелось, особенно учитывая то, что в телефоне есть много всякого компромата, как на других, так и на самого Сэхуна (что-то типа видео с пьянок, где его выворачивает съеденными на обед кимчи или где он сосется с кем-то, проигрывая в кай-бай-бо). Такси он ловит подальше от ресторана, правда сначала он пугает водителя, но тот оказывается понимающим, достает из бардачка холодную бутылку воды, которую Сэхун прикладывает к разбитому носу (за такую щедрость он ещё потом и доплачивает). Уже дома он обессиленно валится на кровать, но засыпать сразу же не спешит. Хун достает свой смарт, открывает приложение твиттера и удаляет то, за что, в общем-то, и был избит (и, конечно же, напоследок пишет что-то от себя).
wusxn
@fabhun
ввязался в драку с Джеки Чаном, йехет.
В те дни, когда ты не высыпаешься, «доброе утро» звучит для тебя как ругательство. Лухань уже минуту как стоит в одних трусах на пороге кухни и искренне недоумевает, почему он видит своих родителей такими бодрыми и улыбчивыми в семь тридцать утра, в то время как он адски залипает и выглядит, мягко говоря, не очень фэбюлос. Что это за утро такое? Что в нём вообще может быть хорошего, доброго или, боже ты мой, прекрасного? Взглянуть только на лицо Ханя, и уже становится понятно, что пейзаж за окном поганый, птицы бесят, всё ужасно и вообще жизнь — дерьмо, правда, ровно до тех пор, пока тёплый запах ароматного кофе не касается кончика по-милому вздёрнутого носа. Кстати, Лухань ненавидит кофе, любое, будь то ирландский ликёр или французский шоколад — один хер. Гадкое, обжигающее, горькое, оно не стоит того, чтобы его пить, но сейчас это поистине самый лучший и, что главное, самый быстрый способ взбодриться. Хань, согнувшись в три погибели, ползёт к столу и садится на высокий барный стул, невесело упёршись взглядом на поставленную перед собой чашку с дымящимся напитком. Толком даже и не зная, как правильно пить кофе, он вымученно схлёбывает полчашки, облизывая губы, и очень надеется на то, что кофе вот-вот, с первого же глотка, начнёт на него действовать, как волшебный эликсир. Ох уж этот наивный парень.
И вот семь тридцать прямо как по волшебству превращаются в восемь двадцать, а засидевшийся на кухне Лухань, зомбированный свежим выпуском мканутдаун по мнету, со сдавленными матами срывается с места и бежит собираться. В запасе у него всего-навсего десять или пятнадцать минут, казалось бы, ничтожно мало, но позлорадствовать над этим лузером так и не получается, ведь он блестяще укладывается, успевая всё и сразу, заранее вызвав себе илитный кэб и причесав красиво спадающую набок чёлочку. Перед выходом, зашнуровав кроссовки, он проверяет ключи, телефон, пропуск и . . . тормозит. Нет, фруктовый орбит он не забыл, тот лежал у него в переднем верхнем кармане нейлонки. Он забыл кое-что ещё. С очередной порцией матов (так, чтобы мама не услышала) быстро взбираясь по лестнице на второй этаж, он вваливается в свою комнату, чуть ли не спотыкаясь о собственные вещи, разбросанные буквально везде, хватает блестящий чёрный пакет с компьютерного стола, заклеенный по краям маленьким канцелярским скотчем, и бежит назад, к выходу. Уже в такси, трясясь от страха опоздать на историю искусства, Хань звонит старосте группы, чтобы попросить подстраховать и прикрыть его прелестный зад, но, к счастью, всё оказывается куда проще. «Пары отменили», слышит он милый голосок Хёмин из трубки. Заеби-и-ись, думает Хань, жмурясь от счастья и целуя сенсорный экран своего яблока. «Сраный счастливчик!», но тут Хёмин прерывает его ликование. «Выставку Грено перенесли на субботу, сейчас все на конференции, но Пан-сонсэнним всё равно проверит ведомость, так что приезжай отметься». Ну, конечно, просто так отменить пару — это не в стиле старика Пана. Удивительно ещё, что он не оставил группе никакого творческого теста с зашифрованными вопросами или какое-нибудь эссе на тему, типа, «пятьдесят оттенков пыли на ягодицах Давида скульптуры Микеланджело», но сейчас это всё уже не так важно, ведь главное, что Ханя пронесло, и его никто не кастрирует за опоздание.
Наконец, приехав в колледж, Лу тащится на четвёртый этаж в свою аудиторию, на пороге сталкиваясь с Чондэ. «О, привет», коротко приветствует его друг. «Здарова», отвечает ему Хань, «ты уже отметился?», на что Ким угукает, посёрпывая сок из баночки, и кивком указывает на светлую макушку Хёмин, «у неё бланк, иди распишись». Пока Чен остаётся ждать в коридоре, Лухань общается с одногруппниками, расспрашивая про новости, и одновременно ставит подпись напротив своего имени в ведомости. Уже выходя из аудитории, Хань понимает, что чего-то не хватает. Точнее, кого-то. «Чувак, а где Сухо?», интересуется Лу, спускаясь вместе с Чондэ на первый этаж, «среди ребят я его не видел, а в бланке он отмечен». Всё-таки непривычно, что Чунмёна нет рядом, он ведь всегда тусуется в их тройке. Чен улыбается и бросает пустую баночку в урну. «Наш заучка променял нас на искусство. Торчит сейчас на конференции, так что сегодня только мы вдвоём», играет бровями Чен. Никто даже не представляет, как же иногда хочется врезать этому парню за его тупые шуточки, но это же Чен, что с него взять [2]. Лухань кидает в него «заткнись, озабоченный» и идёт себе дальше, невольно улыбаясь оттого, как смешно ржёт Чондэ.
Поскольку пары отменили, заняться совершенно нечем. Пройдет мучительно долгих полчаса, и парни поймут, что надо что-то делать, иначе cдохнут так со скуки. Ким, конечно, не мастер придумывать клёвую развлекуху, но поход в кино кажется Лу хорошей идеей. Это всё же лучше, чем слоняться без дела, читать какие-то плакаты на стендах или следить за Кевином Ву, который прогуливается за ручку с бывшей девушкой Чондэ по первому этажу. Да и к тому же курсы у них по расписанию аж в двенадцать, так что они прекрасно проведут время и успеют вовремя сесть на пару. Так и получилось. После охуительного боевика с Милой Йовович и вкусного ланча в любимой дизайн-студии «BUFF» парни приезжают в колледж и поднимаются в уже знакомую им аудиторию №794. Лекция по этике вот-вот начнётся, все ждут только несравненного Лим-сонсэннима, а пока его нет, у парней есть немного времени на то, чтобы поздороваться со всеми новыми знакомыми и перекинуться с ними парой словечек о том о сём. Увидев своего ненаглядного Минсока, Чондэ тормозит прямо на проходе, и Лу теперь даже не надеется на то, что Ким сядет с ним за их скамью лузеров, потому что тот говорит ему «я сяду с хёном» и лезет в чужой ряд, пробиваясь через людей, чтобы сесть поближе к Минсоку. Лухань в ответ лишь фыркает и спускается дальше по лестнице, заприметив себе свободное место возле парня в полосатом пиджаке.
- Привет, - говорит Лу, садясь рядом с Сэхуном, кожей ощущая на себе его тяжелый томный взгляд, - надеюсь, ты не против?
Хань поворачивается к О, чувствуя нарастающее волнение, и, затаив дыхание, невольно начинает рассматривать его лицо. Какое-то необоснованное чувство стыда охватывает его, давит, когда он замечает на этом безупречном лике мелкие, явно обработанные ссадины и замазанные тоналкой синяки кое в каких местах после вчерашнего вечера, соображая вдруг, что, возможно, погорячился с этим парнем. Что если он действительно позволил себе чересчур многое, непростительное, зайдя слишком далеко в своих же принципах? Он, как-никак, человека избил, а ведь всё могло обернуться чем-то гораздо более серьёзным, нежели обычные синяки да ссадины. Ушиб. Перелом. Смерть. Кто знает, что вообще могло бы случиться? И всё из-за дурацких амбиций Ханя вместе с его этими идиотскими понятиями и принципами, которые, как оказывается, не всегда приносят желаемое благо. Хань понимает, что никакого достойного оправдания в сложившейся ситуации найти себе не сможет, но он же следовал исключительно из справедливости, истинности и правильности, так, как диктует ему его же сердце! Однако, как это обычно и случается, человек частенько оказывается не прав. И вместо того, чтобы противиться и защищаться от такой истины, легче просто принять её и подумать над тем, как всё исправить — это уже само по себе хоть какое-то благо. Подумай, может, не в системе произошёл сбой, а в тебе ошибка?
Спустя минуту сплетённых взглядов и сгустившегося напряжения между ними, Лухань не сдерживается и, сам того не понимая, поддаётся ближе к О, тихо шепча на ухо «потрясно выглядишь», после опуская взгляд. И когда-нибудь бедный Сэхун догадается о том, что в этот день сказанное Луханем на лекции по этике было не какой-нибудь очередной издёвкой или насмешкой над ним, а самым настоящим . . . самым настоящим комплиментом. Да, конечно, когда-нибудь он догадается.
Когда-нибудь никогда.
7:03 если ты опоздаешь на первую пару, то тебе, придурок конченый, настанет гигантский пиздец. 
даже не думай откладывать звонок будильника ещё на пятнадцать минут, ты понял? минсок предупрежден, что за опоздание ты будешь получать пинки.
Экран на его яблоке отображает примечание к будильнику, а сам Сэхун решает, что ну её, эту первую пару. Ему сейчас плохо и сам он на вид так же плох. Просто пиздецки. Он совсем не хочет подниматься с кровати, чтобы видеть свою побитую рожу. А ведь в отражении зеркала даже нельзя будет увидеть вымученную утреннюю улыбку, которая хоть как-то скрашивала утро (молодец, Сэхун, очень скромно). Во всяком случае, будильник переставляется на пятнадцать минут, а глаза сонно закрываются.
7:18 ну, хорошо. ты сделал то, чего не должен был делать. но у тебя есть ещё время проснуться, слышишь? ты ещё успеешь на занятия. может, придется извиниться за маа-а-ленькое опоздание, но ты же будешь сидеть вместе со всеми одногруппниками и учиться. и, кстати, ты все ещё можешь избежать побоев от минсока. 
Вам, может быть, интересно, что это вообще за дурацкие сообщения и почему Сэхун сам себе их поставил на будильник, но все просто — он живет в Сеуле один уже очень долгое время. В этом огромном городе у него нет родителей, нет тех, кто будил бы его по утрам, заставляя оторваться от теплой подушки и идти в ванную, чтобы приводить себя в порядок. Его родители вечно либо на работе, либо отдыхают и разъезжают по разным странам (к слову, работа у них состоит в том, чтобы тоже шататься и перескакивать по материкам). Единственное, что поступает от них — это приличный счет на карточку и фотографии в директ на инстаграме. Причем это всё выглядит так, будто они издеваются над ним. Мол, «учись, сынуля, а мы тебе отправим фотографию с обезьянкой. смотри, какая у мамы забавная поза, но ты ничего не поймешь, ведь твой отец криворукий лол». А ещё его младший брат, Джаспер (бл#дь, мам, почему я Сэхун, а он Джаспер? где справедливость?), учится по обмену в Китае, так что скучной жизнью похвастаться также не мог. Этот ребёнок постоянно постит в своем инстаграме бессмысленные фотки. Серьезно, отберите у него телефон. Фотки все разные: где они с друзьями летят в Шанхай, ну или же всем классом в Тяньцзинь, где он сфотографировал свою еду, а толпа девочек, которые влюблены, залайкали и обязательно оставили свой комментарий, где он с Сэхуном и они слишком похожи (об этом кричат всё те же фанатки, а ещё родители и все остальные родственники. куда уж без них). И младший тоже постоянно писал ему, Сэхуну, что как же хорошо без контроля родителей. Делай то, что твоей душеньке угодно, а взамен только пятерки по предметам получай и веди себя в школе так, словно ты примерный мальчик. Хун списывал всё его поведение на юношеский максимализм и шило в жопе, так что обычно ничего не отвечал, предпочитая отложить телефон подальше, чтобы не видеть всей их жизни.
Наверное, он просто скучал.
Наверное, ещё и заебался быть один.
10:57 ты просто неисправим, о сэхун. тебе пора отключить сири и перестать просить её перенести будильник на подольше. и что за тупое время ты всегда себе выставляешь . . .
Благодаря сэхуновской лени и большому нежеланию куда-либо идти с раннего утра (окей, сраннего тоже звучит и подходит под ситуацию), парень успешно просыпает первую пару. И всё бы ничего. Сэхун бы спокойно оделся сейчас, на ходу перекусывая шоколадкой типа «твикс», покрытой вкусным белым шоколадом, и добирался бы в колледж на дополнительные курсы. Он мог бы так сделать, но . . . стоило ему только подняться и сесть на кровати, как голова начала легко кружиться, будто предупреждая О, что если он сейчас встанет, то всё, пиздец, ты так и будешь валяться и никуда не пойдешь, Сэх. На какое-то время он и правда забыл, что вчера был избит Луханем в «топ клауде». Может, это был бы дурацкий сон, после которого на душе остался бы неприятный осадок, но пятнышки крови на наволочке прекрасно дали понять, что произошедшее вчера — реальность, причем очень жестокая (и болезненная).
Он всё-таки поднимается с кровати, медленно и аккуратно двигаясь в сторону ванной. Всё же нужно оценить масштабы катастрофы, а потом уже и думать над тем, как всё это скрыть (хоть и нихера не получится, он уверен). Ничего шокирующего он в зеркале не видит, хоть и глаза чуть расширяются. Рассечённая губа, синяк на левой скуле и маленький на подбородке, а ещё полно мелких ранок. Сэхун жмурится и недовольно шипит, когда проходится ватным диском с перекисью по участкам на лице, а те шипят в ответ, покрываясь белой пенкой, которая сразу же убирается чистым диском. После такой легкой обработки вид Сэхуна становится чуть лучше, так что он возвращается в комнату за тональником, который когда-то утром оставила у него Нана (был обычный просмотр фильма, ага). Крем светлого оттенка легко размазывается по коже, странно замазывая некоторые ранки, хоть и втирать его немного болезненно. Получается скрыть абсолютно нихрена, так что он раздражённо кидает тюбик крема в раковину, уходя обратно в комнату. Курсы совсем скоро начнутся, а именно на них опаздывать вообще не хочется (ему всё ещё немного стрёмно от того, что крепкая нога Сюмина, натренированная на всевозможных соревнованиях по футболу, может столкнуться с его задом).
баози: ю литл бич. ты пожизненно мне должен, потому что я отмазал тебя перед преподом. за это купи мне стакан самого большого карамельного капучино и не опоздай на допы, п о ж а л у й с т а.
Минсок всегда был хорошим другом для Сэхуна, пусть и иногда вёл себя, как самая настоящая задница. На этого парня можно было положиться, можно было попросить прикрыть себя на пропущенной паре, скатать конспект или домашку, которую не понял или просто не хотел выполнять из-за своей лени, а взамен Сюмин требовал лишь вкусняшки и другие ништяки, которые можно было бы съесть (а ведь этот парень только похудел, ну вот что творит). Приходится быстро собираться в колледж, чтобы случайно не разозлить Минсока, который даже вежливо попросил Сэхуна прийти вовремя. Накинув поверх белой футболки пиджак, Сэхун выбегает из дома (перед этим ещё раз взглянув на себя в зеркало), садясь в подъехавшее к его дому такси.
Уже в колледже Сэхуну не удаётся избежать удивлённых взглядов на себе: кто-то молчит, но взгляда не скрывает, кто-то подшучивает, из-за чего ударить шутника хочется тоже, а кто-то просто расспрашивает, что\как\когда и где. Ну, и, конечно, тот его вчерашний твит вспоминают . . . приходится врать, что просто наткнулся в клубе на очередного пьяного подростка, которому захотелось помахать кулаками. Всё проходит относительно спокойно: Минсок получает свой капучино, Сэхун — свой поджопник и свободное место и ряд, где относительно никто не сидит, а ещё похвалу за то, что всё же не опаздывает. Всё проходит спокойно, серьёзно. До тех пор, пока он не слышит совсем рядом знакомый голос, который заставляет Сэха резко повернуться и уставиться на траблмейкера его личного пространства. На слова парня О даже не отвечает ничего, а Луханю, кажется, это и не надо.
Нет никакого желания играть с этим человеком в гляделки, хочется даже пересесть, но его внезапный шёпот прямо на ухо заставляет легко вздрогнуть, так что Сэхун сразу же отворачивается. Отвечать ему попросту нечего, да и преподаватель приходит, привлекая к себе всё внимание учащихся. Оно и к лучшему, сейчас все будут заняты лекцией (а мысли Сэхуна Луханем, увы).
Окей, он погорячился.
Уже через десять минут становится смертельно скучно, так что хочется либо лечь на парту, либо начать разрисовывать края тетради. Но вместо этого он достает телефон, проверяя ленту твиттера в которой, к слову, ничего интересного не было. Отвлечься на что-либо не получается, а любопытство, почему же Хань сел рядом, даёт о себе знать. Неужели у этого парня до сих пор руки чешутся и хочется продолжения? Иначе какого черта вообще . . . Отсядь от меня, парень, давай не будем, ну или подождем чуть-чуть, пока ты меня не убил. Всё равно ведь твой богатенький папочка прикроет твою китайскую тощую задницу, на которую ты постоянно натягиваешь непозволительно узкие джинсы, и нет, я не пялюсь, отвали.
Устало вздыхая, Сэхун все же заходит в один из профилей в твиттере, сразу же отправляя сообщение, и затем, отложив смарт, устремляет всё внимание преподавателю, всем своим видом демонстрируя, что общаться они будут только через сеть.
Сейчас, в этот самый момент, как взгляд впервые замечает чёрные лоферы в сочетании с классическими светлыми брюками, так по-хипстерски подогнутыми снизу, и чёрным кардиганом с двумя расстёгнутыми пуговицами, хочется сказать, что этот напыщенный мажор по имени Лим Хёнсу, прикидывающийся почему-то учителем этики, несомненно заслужил, по мнению Луханя, премию «лучшего препода года». Заслужил не только потому, что обладает тонким вкусом и неплохо шарит в моде, а ещё благодаря своей бесценной методике обучения, которую практикует в этом потоке из будущих философов, психологов и искусствоведов. Его лекции не похожи на те, которыми обычно травят студентов до полуобморочного состояния. Он не требует, не принуждает, не давит, а просто беседует, словно с друзьями. Его голос спокойный и плавный, но в то же время эмоционально насыщенный, интригующий. Таким голосом говорят сказочники, слушая которых, сам невольно начинаешь верить в чудеса. Правильно будет сказать, что его лекции похожи на душевную беседу, в которой ты можешь высказаться, а можешь остаться безучастным, наблюдая со стороны и слушая. Ну или не слушая вообще, всем похер. Одним словом, Лим Хёнсу — очень классный мужик, с которым всегда приятно иметь дело, потому как сейчас Лухань совершенно не собирается слушать его лекцию об этических воззрениях средневековья ввиду того, что появились дела поважнее.
Собственно, ему пришло оповещение в твиттере, недоуменно взглянув на которое, Хань вскинул голову вправо. Сэхун отправил ему твит с дурацким вопросом о том, по какой причине он соблаговолил приклеить свою задницу рядом с Его Великолепием на одну скамью, не сумев или не захотев задать этот вопрос вслух, и это уже само по себе показалось Лу занятным и даже чуточку смешным, ведь О Сэхун сидит совсем рядом, в открытую игнорируя присутствие Луханя. Почему — неизвестно. Наверное, таков его замысел.
Хань хотел было уже съязвить ему в ответ нечто вроде «котик, у тебя же карандаш с тетрадью есть, рот, в конце концов, что ты делаешь?», но вдруг запинается на полувдохе, когда вновь неожиданно встречается с чёрными глазами напротив, вглядываясь в них немного дольше, чем следовало бы. Внутри тут же рождается паника, что его спалили за разглядыванием Его Великолепия (блять, почему ты продолжаешь называть его так), и Лухань умоляет себя держаться спокойно, решив, что отвести сейчас взгляд будет первым признаком синдрома тупой влюблённой школьницы, что, конечно же, вовсе не так, но Сэхун непременно подумает в свою пользу, победно усмехнувшись. От затянувшегося контакта Лухань чувствует нарастающее волнение, он скрещивает руки в протест и думает о том, что если не прекратить это сейчас, то он позорно вспыхнет от смущения, проиграв и в этот раз, но осознав, что О не собирается сдаваться, обиженно произносит одними губами «пабо-я» и, распутывая руки, опускает глаза на экран смартфона, быстро набирая свой твит в поле ответа и нажимая на кнопку «отправить».
鹿晗
@xiaolu
@fabhun захотелось
19:29 PM - ## ## 2015
После этого Хань на автомате «оттягивает» пальцем страницу вниз, обновляя приложение, и отмечает про себя, что ответил достаточно сложно, чтобы продолжить этот короткий диалог. Он не планировал вести с ним беседу вот так, нет, точнее, он вообще не собирался с ним говорить, пока не закончилась бы лекция, но почему-то его это всё-таки забавляло. Сэхун тем временем скользит пальцем по экрану блокировки, открывая твиттер, и тратит секунду на то, чтобы прочесть одно тупое слово, не объясняющее ровным счётом ничего. Пройдёт, наверное, ещё секунд пять, прежде чем он повернётся к Луханю лицом и, дождавшись, пока тот от любопытства также на него посмотрит, тихо и с нескрываемой насмешкой произнесёт «пабо-я?», в точности скопировав чужую реплику.
Лухань вообще классный весёлый парень, со всеми дружит, всех любит, никого не обижает, но вот Сэхуна он обижал бы и обижал, обижал бы и обижал, честное слово. А тот в свою очередь, видимо, ещё со вчерашнего вечера кое-что потерял (голубой шарик с надписью «страх»), раз так откровенно нарывается на DRAKU. Хань мог бы, конечно, врезать ему сейчас для профилактики, за дерзость, за красивые глаза, но пожалел, вспомнив, что добивать лежачего нельзя. Тогда он просто приложил к его гладкой щеке ладонь и резко отвернул от себя его морду, бросив напоследок «уйди, противный».
Это первый и последний раз, когда Лухань проучил его нежно и безболезненно.
Очень мужественно со стороны Луханя было отвернуть Сэхуна вот так своей ладонью. Не будь сейчас урок, так Сэ точно бы сказал что-нибудь, но все же мешать вести лекцию сонсенниму не хотелось (окей, не будь сейчас урок, он мог бы получить в челюсть. опять). На сообщение Луханя и правда ничего толкового не ответить (а Сэ, может быть, наивно надеялся на внятный ответ и продолжающийся разговор, как дополнение. Ну или ему просто хотелось хоть как-то убить время на лекции), а писать какое-нибудь обычное «понятно» — верх долбоебизма, сами понимаете.
Сколько уже раз Сэхун пожалел о том, что все-таки согласился пойти на курсы с Минсоком? Сэ не считал только потому, что предпочитал страдать и думать о несправедливости этого мира, да и вообще всей его жизни, которая была такой же скучной и долгой, как годы ожидания нового альбома Марины Энд Зе Даймондс. Все эти загоны и размышления времени ни разу не убивали, но если только представить, что не ходи он на эти курсы, то что бы могло быть, а? Он мог бы не сидеть за партой в синяках, он мог бы никогда не знакомиться и вообще не пересекаться с этим парнем, что сидит по левую руку от него, мог бы не замазывать свое лицо тональником, который, к слову, очень криво был нанесен, он мог бы банально сегодня спать дальше, а не торчать за партой, кое-как слушая препода. Он мог бы, но О Сэхун слишком хороший друг, чтобы кинуть кого-то (кого-то, кто променял его самого на парня из другого колледжа и оставил сидеть с похитителем рубашек).
Хуна отвлекает звук уведомления, и он кое-как удерживается, чтобы снова не повернуться к Ханю, удивленно смотря на него. Но . . . ему в твиттере написал далеко не Хань.
Ч о н С у ч ж о н.
Чон Сучжон училась в параллели (а с Сэхуном познакомилась чуть ли не в первую неделю первого года обучения), носила непозволительно (как считали учителя) короткие юбки и чулки под цвет им, а находясь у Хуна дома любила закидывать на его колени свои худые и красивые ноги (а сам же Хун, уже позже, мстил ей и закидывал их себе на плечи. думаю, что не надо объяснять, чем же они занимались, да? Как же все-таки хорошо иметь свою собственную квартиру). Они не были с ней какой-то парой, не гуляли за ручку и не ходили на свидания. Они были друзьями по постели? Кажется, это так называется, я, если честно, не знаю. Но что самому Сехуну, что Сучжон — это все нравилось. Секс без обязательств бывает приятен, даже если у тебя есть девушка (на самом деле он ничего не понимает, но вроде у них с Наной . . . отношения?).
kry
@jungsu
@fabhun сэхун-а, встретимся сегодня?
19:33 PM - ## ## 2015
wusxn
@fabhun
@jeonsu я подумаю ;p
19:37 PM - ## ## 2015
Он довольно улыбается, когда следом приходит недовольное сообщение от Кристал с кучей знаков вопроса (в конечном итоге она все понимает). Отправляя девушке ответное сообщение, Сэхун ставит на блокировку смарт, а затем смотрит на настенные часы, что висели над доской. Прошло чуть больше получаса, ничего не менялось: голос сонсеннима был все таким же убаюкивающим (или обычным, но просто Сэхуну снова спать захотелось. он вообще, кажется, постоянно спать хочет. какой же ты ленивый, хспди), а Ханю не сиделось на месте ровно, хоть Хун и не мог объяснить его поведение чем-либо. Но от нечего делать Сэхун все равно поворачивается сначала к нему, смотря как-то странно и непонимающе (типа, занятие идет, что ты вообще делаешь?), а затем оборачивается дальше, чтобы взглянуть на другие ряды. И, конечно же, он натыкается взглядом на воркующую парочку. Чен с Сюмином выглядят как слащавые молодожены. Сэхуну даже хочется после занятий высказать им, мол «вы сюда учиться пришли или что? И вообще, какого черта, Сюмин, почему ты мне ничего не сказал, я и не знал, что вы так тесно дружите.»
Ты сейчас такой наивный, Сэхун.
Стойте, кто там ему опять пишет?
鹿晗
@xiaolu
@fabhun задержись после пары, пжлста
19:48 PM - ## ## 2015
wusxn
@fabhun
@xiaolu окей
19:50 PM - ## ## 2015
Ах, это его «пжлста» выглядело очень . . . мило? Будто он через свою гордость сейчас перешагнул, чтобы более-менее вежливо попросить Сэхуна задержаться. Ну, этот китаец хотя бы заинтересовал его, Хуна, своей просьбой. Только вот предчувствие подталкивало его на мысли, что ничем хорошим это не кончится. Хотелось бы, конечно, чтобы предчувствие его подвело.
Пара кончается, и Лим-сонсенним на прощание говорит, улыбаясь, чтобы они повторили записанные конспекты (кажется, что Сехуну придется списывать. ничего удивительного, все как всегда). На какое-то мгновение он даже забывает, что должен ждать в аудитории, потому что встает со своего места, закидывая свой хершл на плечо, но ловит непонимающий взгляд Луханя и, цокая языком, садится обратно.
— Вы, парни не идете, что ли? — Спрашивает Чондэ, который стоит на ступеньку ниже, чем Сюмин, а последний, кстати, с тупой улыбкой смотрит на них, на что Сэхун с Луханем одновременно отвечают «нет». Уже когда эти двое выходят, Сэхун слышит какие-то странные завывания Минсока о том, что их синхронность была такая мииилааяя.
Сэхун закатывает глаза и недовольно кривит губы, а ещё надеется, что Лухань ничего не слышал. В аудитории, наконец, никого не остается, так что Ши поворачивается к парню, сидя на скамье, и подпирает щеку кулаком. От этого действия немного больно, ведь именно на этой щеке виднеется фиолетовый синяк, который никакой косметикой не скроешь.
— Я тебя слушаю.
Теперь, оставшись с ним наедине, избежать разговора уже практически невозможно. Конечно же, когда-нибудь это всё равно бы случилось, рано или поздно, и обязательно в плохую погоду, как сегодня, ради гнетущей атмосферы. Он уже заранее всё обдумал ещё вчера вечером, пока слушал нежные идилличные песни Колдплея под дождик за окном, листая чужой твиттер, и аккуратно всё сложил — мысли в голове и белые манжеты. Лухань наконец-то одумался и решительно настроился на исправление собственных ошибок. Очевидно, что ему всё ещё сложно признать свою вину полностью, самолюбие, гордость, все дела, но он виновен, знает. И прекрасно помнит, что тоже поступил нехорошо, поддавшись жгучим эмоциям, накрутив себя до невозможного и непростительно испортившись. А сейчас, как только всё прошло, он успокоился, но легче так и не стало, стало херово — на душе. И вообще, глупо как-то вышло, неприятно тоже, но с кем не бывает, поэтому другого выхода и нет. Придётся делать так, как нужно, так, как правильно, и кто знает, вдруг всё станет хорошо.
Хань явно нервничает, потерявшись взглядом где-то в бесконечных чёрно-белых полосках на пиджаке Сэхуна, и глубоко вздыхает. Клёвый пиджак — всё хочет сказать, но не получается, он специально проглатывает слова, чтобы ничего не говорить. Уж лучше промолчать, чем сморозить какую-то хуйню, выставив себя при этом ещё и идиотом. А Сэхун смотрит на него неблагосклонно и, кажется, устало. Заебался, наверное, видно по лицу, но всё равно терпеливо ждёт, что же в итоге скажет этот Лухань.
А что Лухань? Он ничего не может из себя выдавить, посылает всё мысленно к чёрту и произносит только неловкое «вот, держи, это тебе», передавая чёрный глянцевый пакет в чужие руки, и, не надеясь больше ни на что, не ожидая больше ничего в ответ, встаёт, чтобы уйти. Хань уверен, что Сэхун всё поймёт, как только раскроет подарок в траурной обёртке, ведь «hate» красным по белому будет лучше всяких нелепых слов, правда?
На обратном пути домой Лу хочет прогуляться по центру, подумать о разном, но резко меняет свои планы, решив забежать к своему хорошему другу в кофейню, пока не хлынул дождь, и когда, наконец, получает в руки свой горячий стаканчик с пряным латте, присаживается на уютный красный диванчик у окна, располагаясь на новом месте. Он отпивает немного, наслаждаясь утончённым вкусом и приятным теплом, что разливается внутри него, и обводит ленивым взглядом знакомое заведение, официантов, посетителей, постепенно возвращаясь к своим мыслям.
Хань много думает о Сэхуне и о сложившейся ситуации в целом, и ему становится интересно, что случится дальше, сможет ли Лу наладить с ним отношения, потому что сегодня он, кажется, понял, что ему правда хотелось бы забыть об этом дурацком конфликте и узнать этого человека поближе. Пообщаться с ним нормально, может, подружиться, сделать сэлку. Лухань невероятно жадный до общения, об этом можно легко догадаться по количеству его подписчиков в социальных сетях, потому что он любит собирать вокруг себя людей, постоянно заводить новые знакомства и активно вести со всеми дружбу. И сейчас, после всего произошедшего, в нём медленно пробуждается некий интерес к Сэхуну, как к простому парню, которого он, если так подумать, совершенно не знает. Слабая, но навязчивая мысль изучить его, понять и разгадать не оставляет Лу в покое до самого порога его комнаты, где он, не разуваясь, нагло валится прямо в одежде на свою мягкую кровать лицом в подушки и долго с ними обнимается, одержимый странным желанием увидеть Сэхуна снова. Возможно, уже другого Сэхуна. Не зря же он сорочку от сердца оторвал?
Лухань очень надеется, что не зря.
Классная была сорочка.
