На этот раз ночной пулпати можно назвать прямо-таки благородным жестом со стороны непревзойденного (настолько непревзойденного, что Ифань сидит дома и обиженно кусает кожаную обивку дивана) ричмэна Ким Чунмёна, лучше узнаваемого в широких молодёжных кругах по псевдониму Сухо. Этот парень устраивает вечеринки каждую божью неделю, поскольку постоянно жалуется на вечно набухший кошелек, который не помещается в его карман. Видите ли, бабки ему девать некуда. Лучше бы мне отдал — прямо сказал вчера вечером Лухан, как только гениальнейшая (ну, не настолько) идея закатить очередное пати на своей территории посетила ум богача. Обидно, что денег никто Хану не дал, зато вечеринка в его честь не меньше тешила душу заядлого лавеласа. Так в чем же, все-таки, дело?
Лухан та самая неплохая причина заработать приступ сердца у слабого пола или комплекс неполноценности у парней. Ему сейчас двадцать три, и столько же девушек прямо-пропорционально побывало в его постели на протяжении года. В общем-то, каждый раз Хан старался начинать новые отношения серьезно и самоотверженно, но всякий раз все сводилось к какому-то дерьму. Со своей последней пассией, вот, он расстался как раз вчера на глазах у Кима, который по счастливому случаю оказался в первом ряду и оценил это самое «дерьмо» собственнолично. После драма-сцены парень-богач соболезнующе присвистнул, закусывая льдом для виски, а Хану все равно, ведь не впервой переживать расставание. Его лицо ясно отображало выражение «норм», с которым он плюхнулся рядом с другом и признался, как откровенно его все это заебало. А потом пошла чепуха в ответ, мол, пора выходить на новый уровень, менять что-то в жизни, угрожать браком с первой встречи, завести шиншиллу и так далее. В итоге Мёна «осенило» и он хлопнул в ладоши, как дебил. Потому что его гениальный замысел состоял в том, чтобы Хан банально нашел себе новую жертву, а то совсем жалко паренька. Трагедию личной жизни нужно немедленно смывать бесчисленным количеством алкоголя и громыхающим драм'эн'бэйсом. На том и порешили.
Тусовка, честно, удалась мимо самого Лухана — главного человека на торжестве, собственно. Пьяные тела уже валяются тут и там, а ночь только началась, и парень невольно задумывается о том, чтобы тупо свалить отсюда, поскольку ничего нового он для себя здесь не найдет (сорри, Сухарь). Даже, казалось бы, вот эта красивая девушка, все время составляющая ему компанию, не кажется сейчас Хану лучшей перспективой начать лучшие отношения. И вот уже на подходе к мысли «пора валить» в жизнь Лухана буквально врывается особа достаточно высокого роста, чтобы блондин посмотрел на него снизу вверх заинтересованным взглядом. Слова незнакомого (что странно) парня вызывают снисходительную усмешку, а еще вполне нелогичный ответ:
- На что поспорил? И через мгновение это будет убийственно смешно, если они поцелуются из-за какого-то, блин, чая.

Сейчас только бледно-зеленоватая подсветка в воде позволяет рассматривать лица и ориентироваться в пространстве, но некоторые неудачники все равно умудряются спотыкаться о пьяные трупы или мусор под ногами. За спиной светловолосого юноши слышатся неразборчивые маты и чей-то низкий смех, но мягко бьющие биты в огромных черных колонках снаружи все равно заглушают всех вокруг. Лухан слышит только этого парня, видит только его лицо в зеленоватом свечении и ползущие по нему светлые полосы от волнующейся воды. На мгновение Хану кажется, что это завораживает.
Пусть он и делает вид, что ничего не замечает вокруг себя, но с десяток внимательных взглядов, которые можно ощутить прямо под кожей, доставляют некоторый дискомфорт. Большинство ведь курсе, что здесь происходит. Однако вот этот парень оказался исключением и вообще, походу, без малейшего понятия, во что ввязался. Каждому участнику чунмёновской оргии хотелось узнать, с кем же Хан уедет сегодня домой или запрется в комнате для гостей где-нибудь в огромном доме вышеупомянутого Сухаря. Только вряд ли кто-то учел вариант, при котором блондин смотается отсюда один, трезвый и все еще холостой. Хотя планы немного сбиваются, лишь немного! Лухан в ответ издает легкий смешок, вскидывая брови в удивлении — его только что покорила эта прямолинейность. Он всматривается в танцующий блеск глаз напротив, что-то решая для себя, и в конце коротко кивает.
- Я согласен~ - только сам, кажется, не понимает, на что это он согласен. Может, предложение вызывает интерес или это доброта души такая, которая не хочет парня оставить без чая? Ого, Лухан, за тебя свечку ставить надо!
Светлые пряди ложатся небрежными вихрами после того, как Хан стягивает с себя футболку с дизайнерским принтом, оставаясь только в цветастых шортах. То же самое он хочет проделать и с добровольцем на поцелуй, методично избавляя его от лишней одежды, но тот, кажется, понимает это немного по-другому и начинает паниковать, когда Хан тянет к нему руки и наглейшим образом начинает поднимать края верха. На растерянность и неловкие прикосновения сбивчивых рук  блондин заливисто смеется, подталкивая парня ближе к краю бассейна, а потом с успехом опрокидывает того в воду с оглушительным всплеском. Лухану кажется, или что-то подобное уже с ним случалось? Под радостный гул тусующихся, Хан падает в воду сразу после того, как его жертва приходит в себя и взъерошивает мокрые волосы, чтобы окатить его еще одной стеной брызг.

Пузырчатая пена все еще немного шипела после того, как волны в бассейне спали. Вода вокруг них двоих вроде как успокоилась, но Хан не позволяет чувствам внутри так же быстро угаснуть, мягко перебирая влажные пряди несчастного утопленника, успокаивая. Почти шёпот, сорвавшийся только что с влажных губ парня, веселит Лухана. Веселит их положение, их намерения и обстоятельства, при которых они моментально перешагнули черту дружбы, предполагая сразу нечто более обнажённое и интимное между собой. Становится смешно, как этот парень собирается забыть его, Лухана, толком не убедившись в том, каким божественным любовником тот может быть. Сильные руки упираются в оголенные плечи в попытке отстранить, но не оттолкнуть. Слабо сопротивляется, а значит не уверен, чего хочет сам. Китаец открыто усмехается на этот жест, отчего у него появляется милая складка над уголком губ, как бы намекая, что самое глупое сейчас — отказаться от невинной шалости, которую незнакомец сам и предложил. Лухан спускается ладонью ниже, нежно вдавливая пальцы в шею парня, ненавязчиво наталкивая того на близость. Блондин чувствует себя, как это смешно, пленительной красоты русалкой, которая пытается своими утешающими движениями умиротворить очарованного моряка и утащить его на самое дно запретной любви.
Лухан смотрит прямо в глаза напротив еще долго, подбирая достойный ответ и заодно испытывая свою жертву, пока не слышит неожиданно громкие возгласы откуда-то со стороны дома. Нехотя соскальзывая рукой вниз по мокрой шее и тут же упираясь ладонью в край скользкого бортика, блондин обращает свое внимание на пьяную толпу парней, которые тащили на себе не совсем трезвую тушку звезды оргии и по совместительству хозяина дома — Ким Чунмёна, он же Сухо, он же Сухарь или просто неудачник, судя по тому, как истерично он умоляет не кидать его акулам на съедение. Как-то совсем случайно и удачно (ну, так подумалось богачу) заприметив друзей в бассейне, Сухо воодушевленно заорал «Луха-а-а-ан! Сэх-х-уун! Памаогиете! Пжалаеста!», но внезапно визжит пуще прежнего, когда его отправляют в полет над водой, и через секунду случается девятый вал. Но Лухана это мало волнует сейчас. Он с горящим интересом в глазах поворачивает лицо к парню, чувствуя нежно прошедшие сквозь тело волны.
- Жаль, что ты оказался таким слабаком, - медленно, издеваясь, облизывает свои губы, завершая фразу насмешливым, - Сэхун. Еще несколько мгновений напряженной близости, и Хан отталкивается рукой от холодной плитки. Неохотно отплывает немного назад, но не разрывает контакта глаз, показывая парню напускное кокетство в своих движениях.

Под беспокойное бульканье где-то рядом тонущего Чунмёна обделенный вниманием Лухан весело хмыкает, мысленно провожая спину парня ласковым и одновременно обиженным «придурок». На этом можно официально закончить воистину приятное времяпровождение на вечеринке. Настроение у Хана портится до пиздецов, поскольку реакция на случившееся оказывается неоднозначной: он, вроде бы, и рад, что охота на него кончилась, и теперь вряд ли кто к нему сунется, но с другой стороны он, видимо, остался неудовлетворенным. Кстати, не из-за того, что не оказался поцелованным каким-то левым парнем, а то, что поиздеваться над этим самым Сэхуном вдоволь не удалось. Лухан, вот теперь самый подходящий момент отметить это, не гей. И даже не бисексуал, а просто прирожденный актер. И целоваться с парнем он никогда бы не стал, сколько бы денег за это Сухо ему ни отвалил (так, ради прикола). Случившаяся прелюдия была лишь поводом развеять скуку, не более того. И Хан собирался эпично отшить неудачника по имени Сэхун на глазах у всех, тем самым позабавив себя, да причем так отшить, чтобы тот в слезах удрал из чунмёновского дома и больше не рискнул появляться на подобных тусовках. Наверное, блондин просто не отошел еще от вчерашнего расставания со своей девушкой, а сейчас пытался как-то утешить себя издевками. Да и, если честно, не нравится ему этот сухаревский заговор навязать ему какую-то симпатичную однодневку, точнее, одноночку. Отношения на пару часов Лу называл именно так — одноразовые, как пластиковая посуда, и вполне обоснованно их презирал. Однако развеяться после разрыва, всё-таки, было первой необходимостью.
Хан немного погодя выходит из бассейна, забирая свою одежду и премило советуя какому-то подкатившему к нему пареньку любезно отвалить, и повторяет путь Сэхуна, скрывшегося уже где-то в глубинах дома. Видеть его Лу точно не хотел, потому что раздразнился не на шутку, затем и старался поскорее уйти. Но внезапно, уже у самой двери, чья-то рука крепко хватает запястье Хана (вот же настырные твари), и он готов был уже с разворота выбить челюсть кому бы то ни было, но встретившись взглядом со знакомым лицом, застыл в недоумении. Даже слова вымолвить не получилось, когда его дернули в направлении хорошо известных всем комнат на втором этаже. Комната на втором этаже — плохое место, плохой знак. И Лухан очевидно старается вырваться, громко матерясь, но хватка у этого придурка очень сильная, раздражающая нежную кожу. И Сэхун как будто издевается, нарочно дергая в последний раз еще жёстче, вталкивая внутрь комнаты и запирая дверь.
- Эй! Хватит! - громко возмущается Хан, пытаясь своим тоном обратить на себя внимание парня, который как-то подозрительно прислонился к поверхности двери, явно не собираясь атаковать, но Лу сейчас конкретно плевать на его состояние или что там у него, чувства или забытый утюг в морозилке, настойчиво продолжая, - Отвали уже и дай мне дорогу! Но реакции никакой не поступает, поскольку Сэхун все так же размеренно дышит, прислоняясь затылком к двери, и отчего-то жмурится. Лухан смотрит на него неотрывно, слегка хмурясь, и ему это не нравится. Сэхун его бесит, а посекундно дергающийся кадык настораживает и заставляет блондина невольно двинуться к парню и осторожно обхватить его лицо ладонями, пытаясь привести в чувство. Хан сам почему-то сглатывает, взволнованно убирая пепельную челку со лба Хуна, желая заглянуть тому в глаза.
- Эй, ты в порядке? Сэхун?

Нужно было видеть изумленное лицо Лу, когда этот - пауза - дефектный индивид вальяжно прошагал до кровати и воздушно, можно сказать, приземлился на нее. А потом рукой еще вот так сделал, прогоняя прочь, словно это Сэхун здесь д'Артаньян, а Лухан - очевидный пидарас. Нервная ухмылка тут же исказила прелестное личико блондина, но ахуй длился недолго. Хан вспомнил, что путь перед ним таки свободен, и, картинно развернувшись, решил исчезнуть из грешного дома Сухо как можно скорее, не удосужившись даже закрыть за собой дверь. А, да, он напоследок назвал Хуна неудачником, а потом только вышел.
Неторопливо двигаясь вдоль коридора, Лухан уже замышлял идеальную ночь с пиццей и комедией с обязательным участием любимого Керри. Одновременно с этим в мыслях проскальзывали самые нежные и ласковые слова в адрес Сэхуна, которого он безжалостно бросил страдать в своем подростковом кризисе. А вот с Лухана достаточно — тинэйджер порядочно потрепал ему нервы, и нужен был срочный релакс. Вот успешно достигается последняя ступень лестницы, ступая на которую Хан забывает о функции «дышать» и делает страшные глаза, а потом так же беззаботно начинает подниматься вверх по лестнице, как будто это его обычная манера передвижения — идти, идти, резко развернуться на месте и пойти в обратном направлении. Парень достает телефон и набирает Сухо (и плевать, что он там где-то тонет), поскольку со внезапной проблемой в лице беспардонного Ифаня в центре толпы должен разбираться именно Чунмён. И плевать, еще раз говорю, что богач пьянится где-то или качается на волнах, потому что у Лухана сейчас, блять, случится приступ.
- Блябляблябля, - объяснить получается не очень хорошо, но, похоже, Ким его и так понял, или ему уже настучали его шестёрочки про незваного гостя, но не суть. На другом конце дают четкую команду возвращать свою задницу к Сэхуну (чё), иначе пиздец неминуем, а Хан уже и так удачно залетает внутрь недавно покинутой комнаты, громко припечатывая дверь на ее законное место в проеме, после облегченно выдыхая. Пропустим момент со столкновением ошарашенных взглядов, громких вдохов\выдохов и перейдем ближе к телу, так сказать.
- Нет времени объяснять, - воодушевленно выговаривает Лухан, быстро избавляясь от футболки, пока удобно усаживается на Сэхуна, - раздевайся!
И, нет, Лу не стал внезапно геем и не влюбился неожиданно в парня, который его уже на данный момент совсем не бесит (ну, может, самую малость). Просто человек готов на все, когда его жизни угрожает опасность по имени Ву Фуфань. хотя угрожать кому-то с таким именем дико смешно.

Проходит секунда. Секунда скептичного взгляда из-под сырой челки, а потом вскинутый в насмешке подбородок.
- Кто тебе сказал, что я стану с тобой целоваться?
Теперь ощущение чужих бёдер на своих кажется Лухану правильным. Положение идеальное, поскольку пусть он и мужик, какого еще свет не видывал, но с такой личностью, как Сэхун, нужно быть в пропорции и не ломать логику. Стоит только уделить каплю внимания его чертам, манерам и тембру голоса, как с восхищенным осознанием вырисовывается потрясающий образ доминанта. Это уже не тот кроткий и нерешительный парень около бассейна, думает Лу, поскольку с замыканием пространства или с увеличенным градусом в крови он переменился, и такой Сэхун, если честно, нравится Хану больше, точнее, нет, что за бред. Такой Сэхун просто лучше подходит к ситуации. Да, именно под ним Лухан хочет, чтобы его застал Ифань.
Вспотевшие ладони сами тянутся к бокам парня, и Лу с какой-то нервозностью старается как можно быстрее избавить во второй раз несносного ХунХуна (это прозвище как-то мило сочетает-- вэйт, вот?!) от верхней одежды. Ему несколько раз сбивали руки и звали по имени, из-за чего Лухан в порыве злости сильнее дернул ткань, поступая так, как ему удобно.
- Да сними ты с себя ее уже! - раздраженно выкрикивает блондин, моментально меняясь в лице, когда тонкая футболка с характерным вспоротым звуком расходится на куски. У Ханя лицо, честно, как будто он получил сильнейший в своей жизни оргазм, застыв с раскрытыми губами в ужасе от сделанного. Медленно ползущий по нему взгляд не предвещает ничего хорошего, и Лухан в страхе разжимает цепкие пальцы, туго соображая, что сейчас нужно спасать свою задницу уже и от Сэхуна.
Резко дернувшись в сторону, он не успевает вывернуться, и его останавливают сильные руки, тут же с силой вдавливая в матрац так, что влажная челка падает Хану на глаза и закрывает весь обзор. Блондин с горем пополам сдувает ее, виновато всматриваясь, он не может понять, то ли в безразличное лицо, то ли в очень-очень рассерженное лицо Хуна.
- Прости, - жалко выдыхает шепотом Хан, в душе лелея надежду, что его не порвут точно так же на куски.

Обычно он так хрустит суставами пальцев, когда очень раздражен. Привычка такая — вспоминает Хан. Хотя внешне ни капли не выдает себя тем, что испытывает гнев и ревность прямо сейчас. Ифань всегда умел держать себя в руках даже в самой безнадежной ситуации, но только Лухан очень хорошо его знает. Достаточно хорошо теперь, чтобы не хотеть знать вообще. Когда мгновение назад Лу зажмурился из-за риска столкнуться с Хуном губами, на пороге комнаты возник Крис собственной королевской персоной. В приглушенной тьме сложно было различить черты лица, но стоило взглянуть на то, как величественно отбрасывает тень его фигура, и все сомнения тут же иссякли — это точно он. Хану сложно понять только, правильно ли будет чувствовать благодарность к этому человеку, которого он, вообще-то, ненавидит и боится одновременно, за спасение от порочного поцелуя. По крайней мере, он заслуживает того самого смягченно-безразличного взгляда, коим одаривает его Лухан. А потом этот взгляд обращается к Сэхуну, выражая трепетную панику.
- Не разговаривай с ним так, - почти шепотом предупреждает китаец, ненавязчиво проводя линии от его запястий к локтям кончиками пальцев. Хан прекрасно знает, к каким последствиям может привести этот дерзкий тон его, скажем так, спутника. Он зовет Хуна по имени, пытаясь обратить его внимание на себя, но тот не реагирует. Лухан с ужасом замечает, как холодные карие глаза смотрят точно в глаза Сэхуну, а тот — обратно. В памяти невольно всплывают рассказы о том, как Ифань избивал до полусмерти своих любовников, что уже говорить о тех, кто просто мешается у него под ногами. И вполне очевидно, что Хун сейчас как раз тот, кто стоит на пути Криса. И это действительно страшно.
Лухан скорее инстинктивно поднимается сначала на локтях, а потом и вовсе выпрямляется, чтобы в следующую секунду крепко обхватить тело Сэхуна руками, прижимая к себе. По этому жесту Ифань бы тут же уяснил, что у них все взаимно и обоим хорошо с друг другом. А самое главное, что Крис здесь — лишний. И чтобы зрелище получилось еще убедительнее и ужаснее, Хан с наслаждением целует прямо в ложбинку между ключиц Сэхуна, вдавливаясь пальцами в спину младшего. О, это никак не обрадовало сейчас Ифаня! Но не успевает он высказать свою претензию или хотя бы сделать шаг к «влюбленным», как в дверях появляется воскресший из мертвых хозяин вечеринки с фирменной улыбкой дурачка. У этих двоих тоже свои «особые» отношения, и Лухан мысленно вздыхает с облегчением, закрывая глаза, когда Сухо тактично предлагает старому другу выпить в его компании, роняя напоследок ироничное и не менее многозначительное «ты ведь все равно опоздал».
Дверь за ними с промедлением закрывается, а горячее дыхание срывается с губ Хана. На этот раз пронесло.

Настойчивое сопротивление как-то слабо может убедить в том, что ему действительно противно от каждого прикосновения Сэхуна. Возможно, он уже давно сдался, только никак не мог убедить себя в этом. Лухан не знает, что он чувствует к этому парню сейчас, ведь раньше все было шуткой. Раньше он не видел в нем причины сходить с ума и забываться в этом безумии. Хочется выть в голос от осознания, что ощущать чужой теплый язык на своей коже — это до одури приятно. Лухан наполнен хаосом противоречивых чувств, которые не позволяли ему склонить себя к какому-то одному решению: отдаться, наконец, сладостному пороку или отторгать его, что есть сил. Хан умолял Сэхуна остановиться, еле слышно вторя его имя, чтобы оборвать журчащее внутри удовольствие от всего, что делали с ним чужие руки, губы, взгляд.
«Улыбка» — задыхается Хан, и мир переворачивается.
Он пытался спасти себя до того единственного мгновения, когда их губы соприкоснулись в мягком давлении, медленно перетекая в более развязное действо. Если бы не желание Лухана, у Сэхуна бы ничего не получилось. Если бы не настойчивость Сэхуна, Лухан так никогда и не захотел бы чего-то нового.
Сильная хватка исчезает с запястий, и блондин сам тянется к Хуну руками, задевая прикосновениями все оголенные участки его тела. Ему не нужно притворяться на этот раз, поскольку всё изменилось.
- Ты победил, Сэхун, - успевает ответить между вдохами Лухан, фактически смирившись с тем, что сегодня Хун выиграл не только пари, но и заполучил неукротимое сердце.
«Ох уже это быстрое развитие событий!»
zee end

Ночь за окном густеет, как черничное варево, посыпанное серебряным порошком из звезд. Сейчас полночь, и Лухан только что вступил в свою смену. В воздухе растворился жуткий нуар песен девятидюймовых гвоздей, провоцирующий на интимные беседы и откровенные прикосновения. Хан по привычке успешно игнорирует плотоядные взгляды, направляясь к бару. Он, как и другие официанты, одет в обыкновенную черно-белую форму, а на сорочке красовалась тонкая именная пластинка из золота, с обратной стороны которой можно было рассмотреть оттиск личного айди каждого кельнера. Эта незначительная деталь гардероба не является какой-то прихотью. Особый бейдж наделяет статусом неприкосновенности, четко обозначая, что официанты преподносят все, что угодно, кроме тела. Оттого они считаются теперь в своем роде уникальными и желанными даже больше, чем обычные мальчики. Но Лухану как-то плевать на это. Единственное, что ему нравится в его работе — сказочные нули каждый месяц на банковском счету и общество кельнеров публичного дома, в особенности одного из них.
Хан плавной походкой заворачивает за стойку, останавливаясь рядом с барменом и слегка касаясь его плеча своим.
- Доброй ночи, Сэхун, - приветствует он товарища, даже не обратив к нему свой взгляд, поскольку сразу вливается в рабочую атмосферу. Хан слышит в ответ улыбчивое «доброй» сквозь звон стаканов и журчащей жидкости, натягивая на руки белоснежные перчатки.
- Ты все еще надеешься изнасиловать человека глазами, а, Сэхун-а? - шутит Лухан, обходя барную стойку, пока О любезно расставляет на серебряный поднос напитки. Бармен наверняка узнал намёк на Кая, мальчика с шоколадной кожей, с которым он всегда обменивается страстными взглядами, как и сейчас, кои не ускользают от любопытного китайца. Лухан тут же наблюдает смущенно спрятанную улыбку в наклоне головы, и улыбается зачем-то сам.

У Лухана нет совести, зато у него теперь есть сочный кусочек лайма, который ему удалось ловко утащить из-под зорких глаз бармена. Замечая укоризненный взгляд Сэхуна, он с удовольствием закусывает дольку, но тут же болезненно морщится, вспоминая, что лайм, мать его, не сахарный кубик. Хан недовольно чмокает губами.
- Я бы согласился, - как-то абсолютно безучастно отвечает официант после секундных раздумий, рассматривая толпу вокруг. Вообще, хорошо, что он сожрал этот лайм. По крайней мере настоящие мысли по поводу намерений Хуна не успели промелькнуть на лице в самый ответственный момент, потерявшись в сморщенной роже. Не нужно, чтобы О замечал обостренную реакцию Лухана на любой разговор о Кае, поскольку шутки, которыми блондин всегда прикрывается на эту тему, уже иссякают, и скоро парень сможет изъяснятся только сухими и голыми фактами. Например, что Чонин — элитная дорогая шлюха и не станет обменивать хрустящие пачки купюр на расплывчатые эфемерные чувства, которые собирается предложить ему Сэхун. Правда, Хан не уверен, влюблен ли младший в этого парня или ему просто нужен кто-то рядом, но  сути это не меняет. Довольно долгое молчание Лу принимает с пониманием, мгновенно исправляясь:
- Шутка-мишутка, ха, - крадёт еще одну дольку лайма, чтобы улыбка не показалась разочарованной. Официант относительно недавно смирился с осознанием, что он не пара для О. Переживать такое, конечно, нелегко, особенно работая плечом к плечу практически каждый день, но чувства еще не успели окрепнуть и приобрести форму, так что можно просто перевестись работать в другой зал или махнуться местами с ребятами с нижнего этажа (желающих на верхний довольно много), если Крис, естественно, не будет возражать своевольному эксчейнджу. В таком случае редкость их встреч положительно повлияет на самочувствие Лу. Ну, он так полагает.
Заказов всё еще нет, и Лухан хочет использовать момент, чтобы наконец-то узнать, что же бармена так привлекает в Чонине, как внезапно этот самый Чонин, нарисовавшийся из ниоткуда, блять, беспардонно перетянул все внимание Сэхуна  на себя. Кай, наверное, за лимонадиком для своего борова примчался, но не спешит с заказом, раздражая рядом сидящего китайца томно растянутыми слогами имени младшего. Хан с шумным стоном закатывает глаза, сползая со стула, потому что не намерен наблюдать за невозможным флиртом этих двоих. Ему же как бы пофиг.

Волосы у него недостаточно мягкие. То есть, недостаточно для того, чтобы быть идеальным. Может, нужно опробовать какие-то специальные маски, может, врезать Чонину прямо сейчас, пока есть шанс? Очень хочется смять его тело в кровавое месиво, чтобы потом подать на званом ужине под каким-нибудь вычурным названием, с довольной улыбкой объявляя свою коронную фразу: «Дорогие дамы и господа. Надеюсь, среди вас нет вегетарианцев, поскольку всё, что есть на этом столе — не вегетарианская пища». Хотя, нет, подождите, вряд ли ему захочется даже есть эту шлюху. Хан обреченно трёт переносицу, когда видит поцелуй.
Равномерно бьющие отовсюду биты тягучей мрачной песни раздражают внутренности только сильнее. Лухан не знает, как себя вести и что говорить. Последняя надежда сломалась у него на глазах, только что, прямо здесь, и ему нужно срочно придумать новую шутку. Тупую какую-нибудь, лишь бы улыбнуться. Себя утешить, что ли. «Неудачник».
А Сэхун, смотрите, весь светится от счастья. Такой солнечный мальчик, что больно смотреть на яркость его улыбки. Как раз сейчас горло начинает першить, и Лухан как-то глупо смотрит на блюдце со сладостями, без слов понимая, что хочет этим сказать О. Можно было бы улыбнуться, потому что это как бы мило. Это действительно нежно, как Хун ненавязчиво использует слабые места официанта, только Хан все равно не растягивает губы. Он устал, или ему лень. Наверное, челюсти уже болят, столько давил лыбу раньше, конечно.
- Без проблем, - просто и бесцветно отвечает он бармену, не поднимая взгляд и забирая одну из предложенных конфет в блестящей обёртке. Прихватив с собой серебряный щит, китаец уходит за новыми заказами. Может ли Сэхун знать, что Лухан любит только молочный шоколад? Да вряд ли. Потому что ему достался чёрный, горький, как и его судьба. О! Он придумал новую шутку, ха-ха.

Попытки растворить себя силой мысли оказались неудачными. Он не может стать прозрачным, а еще не может ничего сделать или изменить, ничего. Лухан делает круг в помещении, проскальзывая между людьми, так пошло и откровенно прижимающихся к друг другу, целующих друг друга. Кажется, его сейчас стошнит.
Он повторяет траекторию еще раз, фильтруя разум, но лучше не становится. Тупое сердце бешено стучит, стучит бешено, и Лухан не знает, что с этим делать.
Работа тем временем требует исполнения, и Хан успокаивает себя только этим, когда собственное имя не раз звучит в сгущенном сизом дыме. Дрожь пробивает тело при каждом зове Сэхуна, но кельнер еще недостаточно готов для того, чтобы выдерживать на себе его острый взгляд. Лухан максимально оттягивал момент выяснения чувственных истин, однако продолжать так вечно не мог. Бар притягивает к себе магнитом, и ноги сами ведут китайца навстречу к несчастью.
С этого расстояния он отчетливо чувствует его парфюм, не поднимая глаз. Лухан держит взгляд на уровне предпоследней пуговицы на рубашке О, зачем-то представляя наперед, как её будет расстегивать ненавистный Чонин. Они же наверняка переспят сегодня, да? Да вряд ли. Паззл какой-нибудь соберут и слягут пьяные от лимонада в сон.
Он думает, какая тут, блять, радость? Ты хоть понимаешь, Сэхун, что ты сейчас сморозил? Лухану кажется, что он попросту теряет время, тратит жизнь на какую-то бессмысленную тупую хуйню, влюбляется, блять, в кого попало, мучается в ебаных судорогах. Сказка просто!
Лу смотрит в черные глаза бармена, удерживая в мыслях все свои чудесные маты. А затем слегка наклоняет голову вбок, держась пальцами за край мраморной стойки, и говорит вот это:
- Я не хочу быть твоим другом, Сэхун, - вот же сука, подумаешь ты, но Лухан успевает за это время обойти стойку, уверенно сокращая расстояние между нами, а потом гладкими движениями ладоней со спины захватывает тебя в кольцо объятий. Он опаляет дыханием твою кожу, выговаривая мелодию чужого иностранного языка, которую ты не поймешь, если не спросишь. Ты слышишь это:
- Jeg ønsker å være din elsker.

Сердце щемит только на секунду и совсем слабо, но неприятный зуд проходит почти сразу же, как только Сэхун исчезает из поля зрения. Лухан поражается тому, насколько его чувства могут быть противоречивыми к этому парню. Может показаться, что он очень привязался к О и действительно питает к нему уникальную симпатию, но в то же время он может немедленно заявить, что ему плевать на Сэхуна. «Это странно», признает Лухан, но заморачиваться долго по этому поводу не хочет. Он же всё-таки на работе. Наверное, это немножко грустно, потому что работа для Хана порядком важнее мимолетных чувств.
Блондин аккуратно забирает со стойки брошенный айди бармена и какие-то секунды всматривается в имя. Воспроизводит его в мыслях, пытаясь понять, заставляет ли это его сердце снова биться чаще. И оно правда бьётся, бьётся сильнее и истеричнее обычного, потому что Лухан снова видит их вместе. Сейчас это не флирт и даже не сцепленные руки вызывают ужас на лице официанта, а кое-что другое. Блондин спускается с пьедестала бара, останавливаясь в проходе, и видит, что Кай уводит Сэхуна в одну из приватных комнат. А самое плохое то, что замечает это не только Хан — с другого конца зала Крис выглядит очень недовольным и сразу движется к двери, где скрылись недолюбовники. Паника тут же бьет в груди.
«Сука!», успевает он вспомнить Чонина, быстрым шагом нагоняя властителя. Либо этой твари Каю вообще последние мозги отбило напрочь, либо он намеренно хочет подставить сейчас Хуна. Лухан получает разрешение на аккомпанирование от лидера, и дверь в ту самую вип-комнату закрывается за их спинами.
Впрочем, то, что они видят перед собой в первую же секунду нисколько не удивляет китайца. Хан не чувствует расстройства или недомогания от картины, развернувшейся перед ним, поскольку был готов даже к худшему. Возможно, его колет ревность, но с этим он разберется позже. Крис молчит — вот что сбивает с толку Лухана.
Лидер стоит так еще с полминуты неподвижно и спокойно, сжигая парней взглядом, а потом манит к себе Чонина пальцами, приказывая тому немедленно выйти. Сэхуну же как-то по-особому обещает, что разберется с ним позже. Хан напряженно буравит взглядом мебель, пока они не остаются в помещении одни.
- Ночь еще не кончилась, - спокойно начинает Лухан после еще одной паузы, делая шаг вперед и протягивая бармену его именной бейдж, - пойдем, нам нужно работать. Он надеется, что его слабая улыбка хоть как-то приободрит О.

У скрежетавшей внутри тонкой печали были причины ныть. Такое уже случалось однажды, когда Хан работал на испытательном сроке. Относительно свежие воспоминания заставили опрокинуть в себя стакан виски, чтобы хоть немного успокоиться, но алкоголь вряд ли поможет. Лухан осматривает толпу, съедая зубами пьяные капли с губ.
Спустя мучительное время он с волнением замечает Сэхуна, отставляя пустой стакан с тающими кубиками, и еле сдерживает свой нежный порыв успокоить младшего в своих объятиях. Лухан теперь знает, что чувствует к О нечто необъяснимое. Раньше это было похоже на желание оградить и защитить его ото всех бед, только сейчас слегка меняется угол преломления света, при котором видно, что Лухан просто хочет показать Сэхуну что-то хорошее, подарить ему что-то светлое и теплое. Например, лампочку. Только такие влюбленные идиоты, как Хан, могут дарить лампочки.
- Сэхун, - уверенно произносит он имя, нарочно отвлекая себя приятным отливом светлых прядей в неоновых лучах, - случилась ошибка, ты ни в чем не виноват.
Вряд ли такая фраза будет звучать убедительно, если Лу прячет взгляд в линиях идеально сидящей на бармене рубашке, если игнорирует его прямой взор. Он просто отчего-то боится, что подними он глаза на уровень черных зрачков напротив, которые поглощают свет и тепло, и всё вокруг, даже его самого, то поймет, что все серьезно и путей назад нет. Боится, что в таких глазах нельзя будет увидеть собственного отражения. Откуда только в нем еще цветет надежда на взаимность?
- Я поговорю с ним [Крисом], так что это еще не конец, - продолжает настаивать на лучшем Лухан, сам не понимая, как только сумеет найти подход к непреклонном лидеру, особенно после того случая. Ему лучше не знать, как он убедит Криса в изменении решения, потому что это просто произойдет. Хану нужно еще немного времени с Сэхуном, совсем чуть-чуть, и возможно, лёд тронется.
Удержаться он всё же не сумеет, касаясь ладонью теплой шеи, и задержится еще на мгновение так, плавно поглаживая пальцами затылок. Кажется, это идеальное положение руки помогло бы Лухану склонить Хуна ближе, чтобы... а, впрочем, почему бы и нет. Легким нажимом китаец наклоняет того к себе, мягко обнимая и укладывая его голову подбородком на свое плечо. Когда-то же это должно было произойти, думает он. И если бы не вся эта история, то ничего бы не сложилось. И Лухан ничего бы не понял. Лампочки, много лампочек, миллионы лампочек горят~