Сегодня молочно-белое. Странно так, ведь еще вчера теплым ярким днем небо разливалось только что созревшим урожаем голубого мёда, тяжело стекая за горизонт. А сегодня сахарные облака залепили весь обзор, огородили от янтарной планеты и хотят расплакаться на глазах у всех из-за того жара, которым обдает их нещадное солнце. Оно пытается растопить, проткнуть свои горячие лучи сквозь пелену, но не выходит. Наверное, те еще нахмурятся и закатят гром-истерику. Настроение у погоды изменчивое, совсем как у людей. Сегодня они тебе улыбаются, а завтра обрушивают на тебя всю свою злость и негодование. Все так непредсказуемо.
Ву лежала у самого окна, поддаваясь гипнозу танцующих крахмальных занавесей. Ветер совсем не холодный, но под давлением грозы станет сложнее дышать. В этой коме умиротворения она находится почти что каждый день, минуя своим присутствием большую часть пар. Не то, чтобы она не хотела учиться, а просто ее ничего не цепляет. Ни одно слово, ни один взгляд, ни одна улыбка. Кажется, она ходит в академию только чтобы не разочаровать родителей и вкусно поесть. Еда тут отличная, ради еды стоит жить, – думает она мельком. Улыбается. Хорошо здесь, все-таки: тихо, спокойно, чисто. И без лишней суматохи, что царит сейчас в центре города или в коридоре; без хаоса, что бушует на Юпитере или в головах подростков. Здесь почти никого не бывает, так что девушка вполне обоснованно превратила медпункт в свою тайную белую комнату. Больше никто не возражал.
Движение пошло от локтя, медленно приподнимая тело. Она садится на краю кровати, взглядом ощупывая уже оживленную улицу, привыкая к новым цветам, движениям. Как они там, эти люди? Что нового в беспокойном мире, пока ее собственные мысли вымирают в этом пространстве? И тут этот дурацкий звон оглушает ее, заставляя окончательно проснуться. Пара уже кончилась? Ву Ри поворачивается к часам, а те уже бегут секундной стрелкой дальше, отсчитывая минуты свободного часа. Надо выходить.
От медпункта вел один коридор к заднему выходу, поэтому Ву Ри выбрала его, чтобы не попадаться на глаза шестеркам старосты. Те еще чертовки, доложат на нее и ресницами своими наращенными не дернут.  Как бы вот вы говорите, что все у нас тут дружные, хорошие, милые, но это не работает с крошкой Ву – она уже в первый день сумела подпортить о себе впечатление, собственно, как и всегда, поэтому неприятелей у нее больше, чем иголок у кактуса.  Но что же тут поделаешь, остается прятаться в медпункте и думать о «ни о чем», к примеру. Этим же она занимается на уроках, если бывает настроение вслушиваться в монотонные колебания преподавательских голосочков, выводя на всяком живом куске бумаги какие-то рожицы.  Словом, не жизнь, а сплошная студенческая радуга.
Рин лениво щурилась от белого света, прикрываясь ладонью. И зачем она только вышла, зачем поддалась негодованию желудка, когда можно просто похрустеть таблетками и запить все водой, не сползая с кровати. Столовая сейчас уже явно забита наряженными кильками, выстраивая очереди в целый лабиринт. Лучше лапшички где-нибудь похлебаю, – отчаянно прикидывает Ву Ри, спускаясь с лестницы и ступая, наконец, на землю. Это небо, эти облака – они какие-то совсем безразличные. Ни дождя, ни солнца. Вообще никаких эмоций. Щелкнуть бы перед ее носом пару раз, а то на небо она засмотрелась. Черт, а время ведь уползает!
Девушка дернулась с места, набирая шаг, и попутно еще строчила сообщение Сяоше, чтобы узнать, случится ли сегодня счастье увидеться с ней. Кстати, самая нормальная девчонка на весь ХГХС, с которой Ву Ри неожиданно даже для самой себя нашла общий язык. Соответственно, нехватку общения девушка восполняла только с китаянкой из третьего. Интересно, где она сейчас шатается, могли бы и перекусить вместе. Эй, Сяо, телепортируй сюда!
И тут веселую пластинку зажевывает с  отвратительным чавканьем, потому что наступил час расплаты. Погодите-погодите, какая еще расплата? – спросите вы. Стойте, это сюрприз!
Не успела Рин отправить голубка с письмом, как ее сбило с ног другое событие дня. Сбило в самом буквальном смысле. Нет у нее таких неадекватных друзей, которые бросались на нее с объятиями. Такой приятель сразу бы спросил: «подожди, почему ты упала?». Неужели так рада меня видеть? Только спустя пару мгновений, когда откидываешь волосы с лица и склоняешь голову набок, понимаешь, что это все не просто так. Это, черт возьми, заговор! Вся галактика сегодня против нее!  Так вот почему закрылось небо тучами – солнцу стыдно за такую судьбоносную встречу.  И все будут рыдать: трава будет рыдать, деревья, даже окна школ.
Го Ву Ри мысленно взвыла от осознания того, кто стоит над ней, кто ее сбил, кто смотрит на нее сейчас так, что хочется провалиться в кипящую лаву прямо здесь, только трещину откройте. Из самой мрачной глубины ее воспоминаний всплывает слайд-шоу невеселого прошлого. Причем, недалекого. Она смотрит на причину своего падения и не может отвести взгляд. Одной такой встречи достаточно, чтобы понять всю провальность дня. В сердце расплавляется все то умиротворение, которое часами обрастало ее теплую мышцу, а теперь – все к чертям. Кажется, это будет трудно.
– О, Сэхун-а! – без всяких эмоций пропела девушка, великодушно подавая ему руку, чтобы встать с земли. Так откуда она помнит его? Да как же забудешь такого принца. А все началось с того прекрасного дня, когда он украсил ее голову оригинальной диадемой из кимчи, довольно любуясь своим гербарием под всплеск аплодисментов. Как будто в любви признался, ей богу. И почему, когда только-только смываешь из памяти грустные моменты своей дурацкой жизни, как тебе вновь и вновь шлют приветы из прошлого. Ну как ты, скучала?
Отчего же мне скучать, когда мозолишь мне глаза каждое утро, угрюмым взглядом расчленяя толпу, чтобы пройти. Даже после занятий ты ярким пятном рябишь то тут, то там, заставляя зрение ухудшаться до минусов. Даже во время классных занятий ты умудряешься угадать с моим окном! И теперь, когда я все это вспомнила, ты спрашиваешь, скучала ли я? Да как щелочи выпить, одуреть как скучала!

Быстро разобраться с неприятной встречей казалось невозможным, потому что раз за разом появлялось все больше причин довести свою месть до конца. Ву Ри никогда бы не стала верить этому подозрительному типу, уж тем более его изящной руке, которая, в последствии, оказалась к тому же еще и коварной, но этот спектакль Ромео&Джулетты наблюдали сотни глаз. Поток неугомонных и очень голодных мучеников вывалился из стен обеих школ и теперь держал курс на развлекалочки столицы, пока не простучит час возвращаться в темницу знаний.  И пока они цельной дружиной переставляли ножками, глазёнки пристально сканировали сложившуюся ситуацию, чтобы потом ее переварить и вывернуть наизнанку тем, кто это действие пропустил. Девчонка Ву всей своей душой, ну, или хотя бы ее остатками надеялась на благоразумие Сэхуна, который невообразимо любит жизнь и все еще от нее не устал, чтобы не пришлось разрушать потом его мечты о славных студенческих годах, чудесно прожитых в стенах ДБХС. Она надеялась, что он действительно перевоплотился в принца, и, как истинный жентельман, давно позабыл о том недоразумении, из-за которого они волками смотрят друг на друга до сих пор.  Забудь, забудь, пожалуйста, хотя бы на пять минут. Вот он крепко сжимает ее ладонь, тянет на себя, всем своим видом показывая, какой он любезный, какой заботливый и внимательный. Толпа воодушевленно охает, кто-то оглядывается, кто-то кивает головой в их сторону: да неужто эта идиллия между ними и вправду существует? Кто-нибудь из них точно здоров? Вы только посмотрите на эту несовместимую парочку – наблюдать такое равносильно поеданию тунца с кремовым пирожным. Но чует народ, что все это неспроста. Даже небо нахмурилось, сейчас как грянет гром, как посыплются молнии, не к добру этот союз, ох как плохо будет! Рин-а чувствует, что его ладонь ускользает, невозможно зацепиться, слишком поздно. Поздно осознавать, что эта очередная его издевка! Под собственной тяжестью она проваливается назад, больно ударяясь пятой точкой и удобно растекается по земле, раскинув руки. Мир вмиг переворачивается вверх дном, открывая совсем новый вид, совсем параллельную жизнь. Что же, а тут даже лучше. Когда она не видит его. Козел.
Слышатся смешки откуда-то со стороны, но Ури сейчас все равно. Плевать на этих одноклеточных, что слиплись в кучки и ехидно подшучивают над ней. Куда серьезнее становится то, что её накрывает каким-то непонятным чувством обиды, давая трещине разрастаться все дальше. Трещине в каком-то далёком и недосягаемом месте. Сейчас встану и пну его. Да, пну очень больно.
Девчонка недовольно хмыкает и в одно мгновение поднимается сама, отряхивая юбку и незаметно поджимая губы. Видимо, боль еще не прошла. Она смотрит на него с открытой злобой, что золотыми вкраплениями сверкает в ее глазах. А он и бровью не повел, смотри какой. Ну, раз не будет по ее хотению, то будет только хуже.  Третьего в этом мире не дано, как и третьей руки человеку. Ву Ри отчаянно хочет ответить ему чем-то еще более унизительным, мучительно напрягая свой сообразительный ум, но ни одна хорошая идея не посещает ее светлую головку. Оттого хочется взвыть уже в голос. Сэхун действительно ее сейчас раздражал. Вот существует и уже раздражает. Ухмыляется и раздражает. Говорит, что скучал и раздражает. Постой, что он сказал?
Ури буквально опешила от такого заявления, упустив тот момент, когда чьи-то руки крепко обхватили хрупкое тельце девушки в кольцо объятий. Попалась! Наивно поверив в такую очевидную иронию со стороны своего вечного обидчика, Ву Ри теперь страдала нехваткой кислорода, глупо потупив взгляд куда-то за плечо Сэхуна. Ну что еще за беспредел!
Злые шуточки не заставили себя долго ждать, парень явно хотел оторваться на ней сегодня от души. Если бы он не прижимал ее к себе так сильно, она могла бы еще заехать коленом промеж ног этой самодовольной блондинке, да только хрен развернешься в таких тисках. Будто намертво пришили. Так близко, что сдуреть можно. Внутри бурлил незатухающий океан эмоций, уродливыми пузырями лопаясь на поверхности. Ву Ри нужно было отомстить, и она, не раздумывая, вцепилась зубами Сэхуну в шею, больно сминая нежную кожу. В войне все методы хороши ведь? Только после этого манёвра ей удалось высвободиться из мертвой хватки хищника.
Акт первый завершился сногшибательно круто! Проходящие мимо студенты все еще разували свои глаза, не понимая, что, черт подери, происходит между этими двумя. То толкаются, то обнимаются. Какая-то у вас любовь непонятная, объяснитесь уж, – вопрошают зрители. Ответа нет. Не до вас сейчас.
– Значит так, – грозно начала Ву Ри, облизывая губы, – либо ты немедленно падаешь мне в ноги и очень громко извиняешься, либо кормишь меня самой вкусной едой и, так уж и быть, я подумаю о твоем прощении. – королевским тоном обещает девушка. Соглашайся, чувак, иначе на обед запечённым поросенком с яблоками станешь именно ты.  На девяносто девять процентов хватит уверенности, что если принц откажется, то она точно запинает его до смерти прямо здесь, на глазах у всех.
Какая, все-таки, потрясающая у них любовь!

Было бы неимоверно смешно, упади Сэхун тут же на колени, разбивая свое чело об землю в раскаянии. Насколько смешно, настолько и неправдоподобно. Ву Ри точно знала, что он этого не сделает. Бинго, детка, все именно так, как ты и предполагала. К сожалению, роль несносного тирана она сегодня на свое миловидное личико не натянет, остается только мысленно надувать губки. Да и без этой маски истинной сущности девушки можно было понять, что батя ее явно кирует где-то глубоко под землей, в царстве мертвых неудачников, щедро наделив свое чадо лучшими отцовскими генами.
Ву Ри демонстративно закатила глаза, пока блондин без доли смущения передразнивал ее тон и нес какую-то чушь. Честно, у нее уже руки чесались изуродовать его чересчур серьезную рожу, но чувство гордости и чистоплотности не позволяло ей пока пачкать руки. Грубостью на грубость Ву обычно не отвечает, не уподобляясь таким бестактным особям, но сейчас у нее внутри все рвалось от злости, терпение трещало по швам, а этот поганец еще и язвить не устает. Да чтоб у него язык отсох!
Девушка преднамеренно проглотила последнюю обидную фразу, ярко рисуя в голове сцены для аудитории старше восемнадцати. Все эти томные вздохи и запрокидывания голов, пока тебя соблазнительно сосет какой-то бледнолицый упырь, никак не впечатляют, только глаза щиплет. Зачем пить твою кровь, когда мне и сожрать тебя не лень? Так, Ву Ри с удовольствием бы вгрызлась в его шею, отрывая шмат мяса и запивая все фонтаном крови, довольно щурясь. Вот это бы взбудоражило зрителя! Интересно, этот след ведь пропадет через пару часов, не оставив за собой никаких воспоминаний с ней. Стоило постараться сильнее, чтобы отметина алела еще спустя несколько дней. Однако всегда найдутся уникумы, которые расценят такую метку совсем иначе. На этой мысли Ву осторожно вдохнула, теряя фокус реальности. Её безграничное воображение тут же замелькало ярким и бесстыдным контентом, сбивая с толку. Хватает лишь неосторожного слова или дьявольской ухмылки, чтобы все твои катушки сорвались, рассыпались, подожгли спичечную фабрику и застрелили наркомана. И ведь хреново станет, если не остановишься и не вернешься к котяткам и розовым бантам. Насилие мозга опасная забава. К слову, о насилии, а точнее о насильном передвижении в пространстве и времени.
Заметили, что в компании Сэхуна она стала больше тупить? Я тоже заметила. Доктор в таком случае сказал бы: «О, нет, милочка, вам этот товарищ О на пользу не идет, только во вред, во вред!» Злоупотреблять или вообще употреблять его лучше не зло. То есть, лучше не надо. Ты пойди краще крестиком вышивай. И она как дурочка ему кивает – доктор плохого не посоветует.
Рин-а послушно плелась за парнем, пока они не достигли его намеченной цели. Ей жутко хотелось вернуться в медпункт, в свою обитель покоя, чтобы сгладить все переживания и надышаться специфическим ароматом лекарств. Да и приковать себя к кровати не помешало бы. А тут куча народу, разборок сеульских и Сэхун. Он теперь ее личный и отдельный сорт дискомфорта.
Как оказалось дальше, принц готовил целое представление для желающих понаблюдать за их химическим взаимодействием. Сразу предупредим, что смесь взрывоопасная, поэтому глупо лупающим своими глазками советуем отойти на два шага назад, чтобы серная кислота не разъела череп с мозгами. Да их вообще в вольер загнать или оградить решеткой и вот вам зоопарк – тут и брачные игры тебе, беспокойные дискуссии, цирковые представления. Живой уголок ДБХС&ХГХС. Настолько живой, что уроки проводить стало бы невозможно. Да ладно, это все шутки-мишутки.
Взгляд Ури обильно сочился скепсисом, пока Сэхун своим славным голоском самостоятельно объявлял развлекательную программу на сегодняшний день. А день этот выдался изумительно паршивым. Если подвести итог, то получается, что за какие-то десять минут своей жизни Го Ву Ри нахваталась синяков, отбила себе задницу, стала посмешищем на глазах у толпы, выслушала кучу гадостей и кроме всего прочего так и не пообедала! Самые провальные неудачные мерзкие адские дурацкие невыносимые десять минут! На сегодня она сыта этой сволочью сполна. Ну уж нет, Сэхун-а, так просто ты не отделаешься, – пульсировала в голове ядовитая мысль.
Ву на какое-то мгновение опускает глаза, натягивая на лицо ненатуральную улыбку, и уверенно подает руку белому принцу, который обещает увезти ее в сахарное королевство, где каждое утро он станет кормить ее воздушными пончиками с вишневой подливкой и подарит ей единорога с карамельными крыльями. Когда-нибудь в следующей жизни. Пластинку снова зажевывает, а райский хор постепенно сливается в канализационные трубы. Ури в последний раз триумфально смотрит Сэ в глаза, крепко сжимая его ладонь. Хватает одной лишь секунды, чтобы резко дернуть его на себя, осторожно уходя в сторону, чтобы не оказаться прибитой к земле под тяжестью чужого тела. Волнение настигает толпу спустя мгновение, никто не рискует подойти хоть на сантиметр ближе. Ах, как же сладостно он стонет от боли. Теперь уже её не заботило то, приятно ли ему целоваться с асфальтом – Ву Ри достаточно натерпелась, так что в таком случае можно сказать:
– Мы квиты, оппа~
Девушка обращает свое внимание к возбужденной толпе в тот момент, когда небо, наконец, взрывается раскатом грома. Дождь не заставит себя ждать, поэтому студенты быстро заспешили по своим делам, не желая попасть под ливень. Представление окончено. Один ноль в пользу девочки с кимчи. Пока-пока, сладкий.
Подхватив белый скейт в качестве трофея, Ву Ри быстро исчезает в толпе, пока добродушные старшекурсники оказывают Сэхуну первую мужскую помощь. Он еще вернется отомстить, он совершит грандиозный камбэк.

Семь дней. Прошло ровно СЕМЬ, МАТЬ ЕГО, ДНЕЙ без любимого Сэхуном скейтборда. Как эта паршивка вообще посмела ни то что забрать, а притронуться к нему? Смелая стала? Или эта её суровая мстя такая? Во всяком случае О Сэхун это все так просто оставлять не стал. Он специально выбрал именно этот день, когда все ученики собираются вместе, дабы посмотреть чудное поучающее кино. Набраться знаний, иначе говоря. Сэхун считал, что ему такие знания не нужны. Да и кто заметит пропажу блондина из класса 1-17 Ну, может некоторые и найдутся, например, друзья Сэ. Но делать никто из них ничего не станет, и не только потому, что Сэхун им запретил.
Парень взглянул на дисплей его смартфона, где красовалось время. Время. Именно оно и нужно было. Хотя, фильм идет около двух часов. Времени - завались. Парень сделает все быстро и красиво. А ещё отомстит. Да так, что Ву Ри надолго запомнит, как некрасиво брать вещи чужих. Тем более на столь долгий период. Конечно, за все эти семь дней парень не один раз встречал Ури. Она же его то ли не замечала, то ли таким образом злила. А Сэхун ничего и сделать не мог. Просто так взять и прийти в женское общежитие, когда вокруг полно девчонок\учителей\старост - это не так-то и просто, как кажется с первого взгляда. Если они тебя поймают, то проблем будет полным полно. Вот ещё одна причина, почему Сэ выбрал именно день кино-вечера, чтобы забраться в комнату Ву Ри и забрать то, что принадлежит ему.
Парень быстрым шагом направился в сторону двухэтажного здания, на котором красивенько вырисовывалось HGHS. Без скейта передвигаться было непривычно, неудобно и вообще как люди ходят? Катиться же и весело, и приятно. Наконец преодолев это расстояние, Сэхун остановился у стены общежития. Так просто зайти туда ему никто не даст. Но и на этот случай у парня есть план. Не даром же он изучил здания со всех сторон и оп! Сбоку есть пожарная лестница, которая ведет на чердак. По ней то он и собирался забраться в уютный дом девушек академии.  Конечно, и в этой затее было кое-что не соблюдено. Ну, например, хотя бы то, что лестница от силы выдерживает одного человека и второе, наверное, самое важное - О Сэхун чуточку, самую малость, боится высоты. Увы, здесь он один и никто снизу не будет кричать ему, что все хорошо и он может лезть дальше. Тут он один и справлять ему надо одному.
Вздохнув, парень взялся за перекладину, начиная подниматься вверх. Нога его уже чуть не соскочила, посему парень поторопился, чтобы завязать с этим и пробраться на чердак общежития. Окно, благо, было плохо закрыто. Да и вообще окно было само старое, как бабка, что сторожит вход в общагу. Шаг, ещё один и вот скалолаз и покоритель вершин О Сэхун на пыльном и грязном чердаке. И что же будет дальше? спросите вы. Дальше - интересней. Ведь не все девушки пошли на фильм? Некоторые ленивы, а может кто-то плохо себя чувствует. Спалиться тут тоже не хотелось бы, ведь половину пути Сэ очень хорошо даже прошел. Все это ему напоминало квест, а он вот человечек в игре. Правда попытка - одна, ну и жизнь тоже. Сложный уровень, так сказать.
Подойдя к дряхлой лестнице, что вела на второй этаж, Сэ аккуратно вступил на одну из ступеней. Тут же раздался скрип дерева, что вполне себе могло привлечь чье-то внимание. К счастью, никто так и не подошел, что несомненно радовало Сэхуна. Он медленно, как можно меньше шумя, спустился ко входу на этаж. Аккуратно приоткрыв дверь, он увидел как прямо перед его носом прошли двое девушек. И, судя по тому, что они были с полотенцами, шли они в душ. О Сэхун, как бы ему не хотелось этого, не сумел пойти за ними. И как только девушки скрылись за поворотом, Сэ выскочил в коридор, оглядываясь и, чуть ли не вприпрыжку, подбежал к двери Го Ву Ри. Вот она. Святая обитель и место заточения белого скейтборда. В данный момент Сэхун ощущал себя принцем, что спасает, увы, не принцессу, как положено по канону, а своего верного скакуна (фу как звучит). И все было бы чудесно, вот он сейчас заходит, а скейт лежит и пылиться. Так нет. Дверь заперта. А значит ещё один мини-квест в копилку приключений Сэхуна. И что делать? К такому его жизнь не готовила. Толкнув дверь несколько раз, парень убедился, что такой вариант не подходит. Но шпильки он с собой не носит. Зачем они ему вообще? Оставался последний вариант - ключ. Но был только от своей комнаты. Выбора нет, парню пришлось использовать его. И знаете что? ОН ПОДОШЕЛ. ПРОСТО ВЗЯЛ И ВСУНУЛСЯ ТУДА, ПОВЕРНУЛСЯ ДВА РАЗА И ОТКРЫЛ ДВЕРЬ. Что с этой академией не так?
Без лишнего шума зайдя внутрь, Сэхун включил свет в комнате. Так чисто и убрано. Сказали бы, что тут живет Ву Ри, Сэ никогда бы не поверил, да ещё и обвинил всех в клевете и наглой лжи. Конечно, восхищаться убранной комнатой - это хорошее дело. Но не для этого он столько преодолел. Парень проверил под кроватью, в шкафу, даже под подушкой. Во всех углах комнаты. Но нигде не было скейта. Ну куда он мог деться? Куда Ури могла его деть? Она же не съела его или не продала кому-нибудь из подруг? На подобное она не способна. “Поиграть захотелось, Ву Ри? Ну сейчас поиграем.”
Сэхун подошел к комоду, отодвигая первую же полку. Простые футболки и прочие никому интересные вещи. Что же будет во второй? А именно то, что и нужно Сэ. Нижнее белье Ури. Что может быть чудеснее, чем раздать его всем парням мужского общежития, да?
Взяв несколько пар, Сэ с довольным видом прошел к кровати Ву Ри, заваливаясь туда с чувством скорой победы. Сэхун достал смартфон, открывая контакт “Го Ву Ри девочка-кимчи” и отправляя смс. Несомневаюсь, это будет весело.

входящие:

ммм, не знал, что ты любишь кружевное белье. не против если я заберу его себе и раздам нуждающимся из DBHS? :ь

Белые лилии подходят ему лучше всего, если честно. Он чертовски привлекателен,  у него хорошие черты лица. Возможно, что этот хитрый прищур карих глаз поразил сотни женских сердец, а яркие губы свели с ума еще стольких же жертв. Под девичий хор томных вздыханий, в свете солнечного дня его кожа искрится здоровым оттенком бледно-розового фарфора. Да и наверняка он чувствует себя превосходно, когда каждый раз задумчиво поправляет назад челку своих идеально уложенных светлых волос. Даже одна такая его улыбка ставит на колени, наталкивает на суицид и вызывает рак сердца. Может, ему бы удалось подчинить и мое мятежное сердечко, только для меня он сейчас больше прекрасный мертвец, чем жилец. Если я увижу его в том гробу из коньячного дуба в идеально выглаженном черном костюме, а вокруг его головы будет выложен ореол из белых пресных лилий, то моя душенька успокоится? Захочется ли мне коснуться его ледяных губ на прощанье? Наверное, нет. Целоваться с трупом уже перебор.
Простояв так с минуту с кружевным кляпом во рту, Ури мысленно уже справляла похороны Сэхуна. Был составлен список гостей, арендован ресторан с банкетом, вырыта могила. Единственное, что оставалось сделать – умертвить виновника торжества. И вот он стоит перед ней, красавец! Живехонький, тепленький, так и просится получить пулю в голову или нож в сердце. Ву шумно выдохнула через нос, пока еще не определившись с тем, как именно следует расправиться с взломщиком. Размышления по поводу страшного преступления позволили девушке сдержаться и подавить в себе нарастающий ядовитый гнев, который в любой миг мог обрушиться на бедного принца. Сплюнув несчастное кружево на пол, Рин-а с тяжелым взглядом обошла Сэ, намеренно задевая его плечом. Ну, конечно же! За чем еще он мог сюда вломиться? Самонадеянный болван посчитал, что она станет прятать его драгоценный кусок дерева именно в своей комнате. Положит куда-нибудь под кровать, а по ночам будет спать с ним в обнимочку, разглядывая карамельные сны. Вот же идиот, – признает в уме девушка, плюхаясь на свою уже смятую кровать и свесив одну ногу.
– Твоей доски здесь нет, – констатирует она, удобнее подминая под голову подушку и с интересом наблюдая за последующими действиями Сэ, ведь она даже не станет препятствовать ему на тот случай, если у него еще останутся сомнения. Что же он теперь сделает? Ву явно получает удовольствие от сложившейся ситуации. Пусть она выдержала злую насмешку, потерпела взлом с кражей интимного имущества, выстояла под дождем из собственного белья и была заткнута им же, зато принц теперь снова в беде. Он не нашел здесь того, что так отчаянно искал. Круг смертельной опасности смыкается за Сэхуном, а Ву Ри остается вне зоны риска. Как ни крути, а на счету парня грешков намного больше, чем у пэн. И уж если неудача сегодня улыбнется им своей гнилой вставной челюстью, то девушка запросто может скинуть всё на Сэ и даже глазом не моргнуть. Ох, этот извращенец ворвался ко мне в комнату, копался в моих вещах, представляете? Вон, смотрите! У него даже из заднего кармана брюк торчат мои трусишки. Негодяй какой! На кол его без вазелина! – красочно воображает себе Рин-а, еле сдерживая улыбку. А кто-то у нас влип! Парам пам пам.
– Ты просто настоящий дурак, Сэхун-а, – любезно напомнила она, – ты ведь не предусмотрел такого исхода?
Стоит признать, все-таки, что он недостаточно продумал свою идею. Мало того, что скейта здесь не оказалось, так еще теперь нужно как-нибудь выбраться из женского общежития. Удача штука непостоянная – сегодня ты король, а завтра уличный мусор. И Сэхун не может на все сто процентов быть уверенным, что обратный путь будет таким же легким. Это понимала и Го Ву Ри. Так что же теперь, сжалиться? Проявить великодушие? Как-то это на нее не похоже.
– Ладно, слушай, – Ури вздыхает, потирая щеку, – я верну тебе твой скейт, но только при том условии, что ты оставишь меня в покое навсегда, – и это даже не вопрос, это утверждение. Девушка даже не дожидается ответа от Сэ, она подходит и по-дружески хлопает его по плечу, мол, все будет здорово, мы же договорились, верно? Верно, девочка моя. Если ты хочешь избавиться от него, то сейчас самый лучший момент. Рано или поздно сделка бы состоялась, но Рин даже спустя столько времени еще не определилась с более подходящим временем, не знала, как поймать его, как устроить все так, чтобы ее затея удалась. И вот теперь все сложилось просто идеально. Словно сами боги способствовали такому удачному стечению обстоятельств. Оставалось только выбраться живыми из этой женской резиденции зла, а это наверняка будет забавно!
И, как это бывает в лучших традициях западных телесериалов, конец эпизода всегда скрашивает миловидное личико главной героини с самыми подходящими словами:
– У меня есть идея! – этот заговорщицкий шепот и сверкающие глаза однозначно не сулят ему ничего хорошего.
А мы переходим на рекламную паузу, не переключайтесь!

Давайте скрестим руки на груди и подумаем. Почему все так вышло? Откуда идет эта золотая нить, увешанная тяжелыми несчастиями, непреодолимыми трудностями, антипатией? В этой совсем еще короткой минитатюре пылает ярким алым только боль. Не совсем такая, которую всякий себе спешит представить; эта боль абсолютно другая: мучительная, испытывающая на прочность нервные окончания, чужая. Боль такая, к которой даже не имеешь права предъявить свои претензии. Ву Ри точно определила, что это пока самое тупое и странное чувство, которое она испытывает к блондину. Всегда скептично настроенная девушка не хочет видеть в поступках Сэхуна и намека на то, что их может связать одной колючей проволокой судьба. Даже нахождение с ним в одной комнате, в жалком пространстве пятидесяти квадратных метров заставляет всю ее содрогнуться от осознания, что, кажется, сейчас, вот именно сейчас, происходят какие-то непоправимые изменения в ее жизни. Сэхун причиняет ей ощутимую боль, которая искажает полностью всю ее сущность. По своему воздействию она подобна противной ноющей боли в зубах, от которой невозможно избавиться. Никакие чертовы таблетки не спасут, ничего вообще. Но, казалось бы, вон, стоматологов пруд пруди, один на другом сидит, сверля своими иглами черные дыры в челюстях пораженных жертв, но у нее все иначе. У нее все вообще никак. С абстрактной эфирной болью никто не справится, она уже радужными разводами запачкала девственную плазму памяти. И теперь ты понимаешь, что обречена. Ты понимаешь? Ты меня слышишь? Эй, отвечай!
Ву машинально дергается вперед, когда режим авто-пилота приходит в неисправность после столкновения с плечом Сэ. Кажется, она задумалась. Кажется, отключилась. Всего на секунду, а сколько красок в один миг расплескалось! Порой мне кажется, что она живет в своих мыслях намного дольше, чем за их границами. Ей бы было сейчас двадцать шесть, если перевести прожитое время из головы в более-менее ощутимую реальность, в то время как ее физическое тело еле-еле дожило до порога совершенолетия. Сверхсложная физика одной маленькой жизни, принадлежащая образцу хрупкого биологического тела GW-666, довела до того, что субъект исследования испытывает значительное угнетение. Как и любое другое живое существо, она пятится назад в попытках спастись на исключительной интуиции. Ву Ри очень тонко слышит волнение, что трепещет внутри прозрачными крыльями, что пытается выбиться из рёберных клыков. Она чует, что все неправильно, и, пока еще не поздно, нужно срочно все менять. Времени по ее расчетам хватит до полуночи.
Ву Ри больше не слышит обидных фраз, едких слов, даже открытая усмешка не волнует ее сердце. Она настраивается. Она готовится к серьезному челленджу. Го Ву Ри отчаянно хочет вернуть прежний ритм жизни, когда она ни с кем не говорила, ни к кому не выражала симпатии. Когда она была по-своему очаровательной.
Покрутившись пару раз на месте, девушка уже четко определилась с направлением и последующим планом действий. Сначала она похоронит комнату в вываленных отовсюду вещах. Устроит настоящий бардак, да!
– Скажу по правде, эта идея идиотская только для тебя, – выдыхает Ури, покамест копается в своих шмотках, перебегая из одного угла комнаты в другой. Лица макнэ она не видит, но спиной буквально ощущает его растерянный вид. Ну, как растерянный. Он наверняка сдвигает брови, напрягая скулы в попытках понять такое резвое передвижение у него на глазах, – она точно не уверена. Однако его хмурый взгляд ее забавляет, где-то в теории, то есть, в богатом воображении. Там же, в мире грёз, он и симпатичнее раз в десять, если не сильнее своего реального прототипа. Ву раздраженно бросает ярко-салатовый худи себе под ноги – какого черта он вообще забыл у нее в голове? Проваливай, Рапунцель, в свои скейтбордовские мечты. Здесь тебе никто не рад!
К девушке снова вернулось настроение шутки шутить да перчики острить. Поэтому она сгребает все найденные сокровища на себя, еле выглядывая место, куда она может ступить, не навернувшись. Кое-как пробравшись к принцу, который как валялся тряпичной куклой на ее кровати, так и не двинулся с места, бросает эту гору прямо перед ним. Кажется, вот у этой его брови, что поползла вверх, возникло к Ву много вопросов.
– Нет времени объяснять, – она рывком хватает за галстук и дергает на себя, плавно и удобно усаживаясь сверху Сэхуна. Ч-что? Что? Зачем? Что ты делаешь? Отпусти! Отвали от него! Хватит! Перестань! Мне страшно! Всем страшно! Я не могу на это смотреть! Аа-а-а-а! Выключите вы уже долбанный Тинэйдж Дрим Ти-Рэкса на фоне!
А Ури все не унимается, призывно закусывая нижнюю губу, и внезапно холодно приказывает обомлевшему Сэ: Раздевайся!
Согласитесь, в подобном месте, времени и позе такая фраза звучит ну очень двусмысленно. Ой, кажется, любители извращенств уже навоображали себе кожаные наручники, сатанинский узел и жесткую повелительницу в жидком латексе. Обломов, ребят – рейтинговых сцен сегодня не будет, вдохните ментола. Похитительница скейтов кивает на гору вещей подле них и мило вскидывает брови, мол, а ты на что еще надеялся, извращенец хренов.
– Если хочешь жить, делай, что я говорю, мелкий, – пригрозила напоследок девушка, сползая с Сэхуна. Дойдя до ванной, Ву слегка толкнула дверь, тем самым приглашая принца перевоплотиться в принцессу. Найн, найн, алес ист рихтиг! Коварность плана великого стратега Woo состояла в том, что Фэхунье придется переодеться в девушку, притворившись соседкой Ури, у которой, кстати говоря, по счастливому обстоятельству сегодня было незаконное свидание со студентом из какого-то шибко популярного университета. За такой фокус соседке тоже грозит вылет и счастливая жизнь в далекой деревне под палящим солнцем и вечномычащими животными. А тут, глядишь, и девчушке железное алиби состряпается.
Сразу же пресекая любой нехороший комментарий в свой адрес, а у Сэ их скопилось, видимо, достаточно, блинчик жмурит глаза, сжимая пальцами воздух, высказывая так свое нежелание слушать сейчас что-либо от неудачливого красавчика.
– Двигайся, Рапунцель! – сердится Ву, истерично толкая того в ванную. А все потому, что блондинистый парик тоже прилагается к костюмчику, смекаешь? И Го Ву Ри уверена – на макнэ он будет выглядеть идеально. Фотки на память сделать, что ли. Хотя, к черту такую память.

О Сэхун конкретно ахреневает, когда девичьи рученки залезают под кислотную худи, нагло там что-то щупают ( про это “что-то” парень даже думать не хочет ), а потом ещё и заявляют, мол “хреново ты нацепил сиськи, о сэхун”. Да чего она вообще придирается? Сэхун сам себе девушка, сам себе красавица. А эта Вури пусть носит своим принадлежности так, как хочет. На чужое добро не покушайся, эй! И вообще, ну кто складывает вещи методом “все-в-одну-кучу-и-в-пакет”? Они же все помнутся. А ведь парню никто не гладит и не стирает, он все делает сам. Своими нежными ручками, которые подвергаются тщательной обработки в виде всяческих кремов от “мэри кэй” ( нет-нет, это ему мама принесла, сам бы он в жизни не купил подобное). Сэхун буквально вырывает пакет с одеждой, прижимает к себе и делает вид, будто совсем не заметил того, что Ури тоже не слишком дружелюбно отдала его вещи.
Как только девушка открывает дверь и выглядывает в коридор, Сэ еле сдерживается, чтобы не пнуть её, да так, чтобы девчушка вывалилась и жмякнулась не самым удобным образом. Далее был путь полегче - преодолеть коридор (это не самое страшное и сложное), а потом уже пройти главного босса ХГХС - аджумма-вахтерша, левел 89, скил прокачен по самое не хочу. Тут не будет сохранений перед самой главной миссией и уж тем более не будет дополнительных жизней. Тут все как на войне - либо все, либо нахер из академии.
О Сэхун хмуриться, как только девушка берет его за талию и притягивает ближе. Кто со стороны посмотрит, то точно подумает, что по пустынному холлу общежития бродят две неформалки-лесбиянки. Плохо ли это? Ну, если только для Вури. Одним разом его складывают пополам и...
1.2.3. финальный уровень.

– Аджума-а, Чжиына очень плохо себя чувствует, у нее, кажется, что-то с желудком. Я отведу ее в медпункт, мы скоро вернемся.
Челка парика закрывает лицо Сэхуна, но в этот момент паренек закатывает глаза и думает, что Го Ву Ри не такая уж и хорошая актриса, а вахтерша вообще не разбирается в актерской игре. Ну кто так передает эмоции, Вурия? Больше драмы!
На удивление Сэ они достаточно быстро выходят из общежития, и вот тогда уже парень и намеревался спокойно залезть в какие-нибудь кусты, да переодеться и свалить в комнату, дабы предаться игре в приставку, пока друзья его тусуются на сеансе. Но кто же будет его слушать в данный момент? Он решил не материться и вообще промолчать, в тот момент, когда его схватили за локоть и поволокли в направлении, которое было ему неизвестно. Да и знать как-то не хотелось.
Наконец парочка, в кромешной тьме, доходит к двери, на которой выведено черным по белому “медпункт”. Спасибо, смартфон, без тебя эти двое уже свалились на какой-нибудь кочке.
Первым что видит О Сэхун - все тот же свет от устройства, который направлен на...скейтборд! Bi4ez, она наконец-то отдаст Сэхунке его собственность! Где же фанфары и конфетти? Где радостные аплодисменты и цветы в ноги Сэхуну? Ведь он столько пережил, даже лосины надел и предстал перед Ури девушкой. Да ведь за такие страдания уже должны были оскар вдарить, да премию выдать.
Сэхун, находясь в состоянии полного счастья, даже пропускает не_милейший посыл от Ури. Парень кидает пакет с одеждой куда-то в ноги девушки и мгновенно оказывается рядом с доской. Она даже не поцарапана и ничего с ней плохого не произошло. Не странно ли? Он даже все такой же белый. Ну, почти белый.  Нагленько улыбаясь, парень рывком срывает с себя парик, откидывая его на кушетку.
- Как вы, женщины, ходите с длинными волосами? Это же ад кромешный,- Сэ снова возвращается к Ури, поднимая пакет и аккуратно вынимая из него вещи. Вы же не думали, что он пойдет в одежде Ури до ДБХС? Делитните.
Зайдя за ширму, Сэхун разом стащил с себя лосины, заменяя их своими джинсами. А худи он возьмет с собой. Должен же Сэ забрать с собой вещь, которая будет напоминать ему об этом дне. Хотя, кроме них будут ещё пакетик воспоминаний. Выходя из-за ширмы, Сэ берет свой скейт, подходит к Вури и всучает ей её одежду.
- Ну что же, неужели это время для прощаний? Сюда бы оркестр, чтобы грустную музыку на заднем плане играл, да?- Хун кидает доску на пол, вставая на него одной ногой,-  Как странно, мы ведь больше не будем общаться. Я буду скучать. Где мои скупые слезы. Прощай, Го Ву Ри...О, нет, вот ещё кое-что!- Сэхун резко поддается вперед и касается губ девчушки. Все происходит быстро и нет никакой медленной съемки. Мальчишка также резко отстраняется и с улыбкой во все 32, отталкивается и оставляет Вури в медпункте.
Зачем он так поступил? Благодарность ли это или какая-то издевка над чувствами?  Оставайтесь вместе с “PIKADORKA&SEHUNAh666 SHOW” и следите за событиями в следующем эпизоде!

Stuck In The Sound – Brother

Подкатившие недавно к горлу обида и злость сразу же отступили, стоило ей услышать подавленный всхлип той девчушки, которая своими стеклянными глазами безнадежно уставилась на своих подруг, что развалились на ледяной черной плитке женского туалета. Они были похожи на выкинутых морем уродливых рыб, которым осталось жить от силы несколько часов. Ву Ри почти что улыбнулась, представив себе, как бы эти две стервы захлебывались сейчас воздухом, глупо шлепая губами и страшно выкатывая глаза в животной панике. Однако они продолжали молча отлеживаться каждая в своем обмороке, хотя можно было смело предположить, что те сдохли. А эта рыдающая амёба была настолько жалкой, что Ву чуть ли не прибило всеобъемлющим чувством вины за то, что она покалечила ее никчемных подруг. В общем-то, они получили за свое. Го никогда не была высокого мнения о себе, но и самолюбие никто не отменял, так что она поступила правильно, приложив одну из девиц лицом об зеркало, а вторую благополучно вывела из игры одним четким ударом дверцей кабинки. К слову, губища второй были накачаны настолько, да и макияж был таким жирным, что отпечаток ее лица с поверхности даже спиртом не отмоешь теперь. Упс, кажется, чья-то накладная ресница прилипла сюда. Ву уже без всякого интереса разглядывала сплетение ног и рук каракатиц под собой, пару раз ткнув в них черным лакированным носком платформенных туфель. Ощутив мокрую каплю на верхней губе, девушка тут же вспомнила про неприятное жжение губ. Да, пришлось отхватить свою порцию насилия металлическим клатчем прямо по носу, отчего кровь хлынула моментально и до сих пор не прекращается. Брезгливо переступив через «трупы», тонкая стройная фигура в черном коктейльном платье выскользнула в коридор.
Тяжелая дверь закрылась, и Ву Ри нервно вздохнула, осознав, что немного переборщила с амбициями. С каждым шагом навязывалось ощущение, что те девчонки действительно мертвы, а сама она спасается бегством, трусливо оборачиваясь назад и ожидая увидеть поодаль беспокойную толпу. Мазнув пальцами по все еще свежей крови, девушка шумно выдохнула, заворачивая в другой коридор. С самого начала эта затея мерещилась ей абсурдной, и вот вам результат. Вечер шестого апреля казался ей тогда таким волшебным, успокаивающим и вдохновляющим, что она стояла около часа под цветущими деревьями вишни, завороженно наблюдая за искрящимися розовыми цветками на фоне черной мглы неба. От вспыхнувшего в душе луча счастья ей захотелось тогда улыбнуться и попробовать любить людей такими, какие они есть. Ароматный порыв ветра заставил содрогнуться от стыда за свою антипатию ко всему живому, ведь это ненормально. Го честно старалась, но не могла строить здоровые и теплые отношения с миром. Потому что она как та сложная математическая формула или химическая цепь реакций, которую никто не хочет понять. Виски как-то не вовремя треснули пронзительной болью, а тело постепенно перестает слушаться, почти не реагируя на команды. Ву Ри цепляется пальцами за шершавые обои стен, стараясь сосредоточиться, но реальность как назло избегает фокуса. Все начинает плыть куда-то влево, потом вправо – краски смешиваются в одну мутную грязную дрянь перед глазами. Глухой стук сердца эхом отдается в голове, и Ву плотно сжимает веки, чертыхаясь. То и дело опираясь на прохладные стены, девушка петляет в бесконечном лабиринте коридоров ресторана, арендованного для чертового весеннего бала. Даже в таком состоянии ей удается уловить обрывки задорного вальса Штрауса где-то в другом конце огромного комплекса. Тяжелые, будто свинцом налитые брендовые туфли затрудняют ход, так что Го не перестает восьмерить по красному ворсу ковра. Что-то слишком много красного: красные обои, красные ковры, кровь, которую приходится каждую минуту подбирать ладонью, чтобы не запачкать во вокруг (хотя все и так красное, кто заметит?), и волосы цвета спелого граната, стекающие с оголенных плеч. Красный – агрессия, вспыльчивость, насилие. Как тонко, жизнь, как тонко.
Выглядит она паршиво, наверное. Встреть ее сейчас кто-нибудь, побледнел бы бедняга до цвета собственной надгробной плиты, если не под белые тапочки, заботливо натянутые на ледяные ступни в день похорон. Уставившись себе под ноги, девушка не замечает, как ее подхватывают чьи-то сильные руки, когда она почти валится с ног. Она вяло паникует, упираясь руками в чей-то пиджак, и поднимает свой затуманенный взгляд, послушно выпрямляясь вместе с незнакомым человеком. Долгие усилия сфокусироваться на его лице доводят Го до неконтролируемой паники, которая подобно ветвистому дереву разрастается по всему обмякшему телу. Только она не спешит вырваться из крепких рук, а открыто изучает, как будто видит впервые. О Сэ Хун изменился.
О Сэ Хун.
Это же О Сэ Хун. Все те же четкие скулы, волнующий взгляд из-под нахмуренных бровей, яркие губы, только волосы теперь безнадежно черные, как сосущая дыра где-то в космосе. Больно,      О Сэ Хун. До сих пор в мыслях она делит его на слоги, выговаривая каждую букву, даже ту еле выдыхаемую h. Совсем как в их последнюю встречу, гори она в аду.
Болезненный стон почти неслышен за плотно сжатыми зубами. Ву мысленно усмехается своей удачливости – оказаться в таком состоянии да еще и в руках у этого парня. Краем глаза девушка замечает, что он затесался черт знает почему именно здесь с каким-то блондином, но ей как-то откровенно плевать на этот нюанс. Новые вспышки боли уже подступили к грудной клетке, срываясь мучительным выдохом с окровавленных губ. Да, кровь все еще течет по подбородку, стекая на шею, да, около литра из нее уже точно вытекло, да, это безумие. Сил не хватает даже на язвительную шутку. Сил не хватает ни на что вообще. Сдохнуть бы.

Мертвенная тишина мрачной уборной разбилась вдребезги в черной мраморной раковине. Вода пенилась белым под сильным напором, вылизывая огромную чашу, и только спустя пару минут после вслушивания в характерное шипение Лухан рискнул подставить руки под струю. Ледяная жидкость жжет не хуже раскаленного железа, когда ладони устало оттягивают кожу лица вниз, как бы сдирая свою лживую маску. Но простой водой ее не смыть – она приросла намертво, грубыми швами срастаясь на затылке, под светлой шевелюрой мягких волос. Он пристально вглядывается в свое отражение в зеркале и не видит себя – он не отражается. Лухан перестал доверять зеркалам с тех пор, как понял, что они ему лгут. Юлят, ловчат, изворачиваются и лгут, лгут, лгут. Он забыл свое лицо, забыл свою улыбку, он себя забыл, черт подери, потому что подлые зеркала настойчиво продолжают показывать ему совсем другого парня по ту сторону стекла. Как же сильно, все-таки, он изменил его, подавил волю и почти полностью подчинил себе. Хань невесело усмехается отражению, выключая воду, и отправляется прочь.
А вечеринка-то в самом разгаре! – саркастично подмечает про себя парень, оглядывая полную залу амёб, забитых по углам. Как же так – качает он солнечной головой – эта чертова эра технологий высосала из молодёжи их бесценные души, оставив скитаться вакуумные туши в тленном бытие, чтобы и дальше всем казалось, что жизнь на земле все еще кипит, бурлит, если не испарится когда-нибудь нахрен в космические сферы. С другой стороны, Хань и сам был наполовину высосан когда-то, чего уж скрывать. По-наивному не замечал мучительного процесса расщепления на атомы до определенного момента своей жизни. В жилах зажурчала кровь.
– Сэхун-а! – до сих пор помнится, с какой радостью и неподдельным восторгом звал его в первые дни знакомства. Лу знал, как звучит такое имя – это имя лучшего друга. Он мог повторять его раз за разом, вслушиваясь в секундное эхо, отпечатывая на губах, ощущая всей душой. А затем чередовать со своим, срываясь на шепот, сравнивая и отчаянно пытаясь найти хоть небольшую схожесть в звучании. Это глупо – улыбался он сам себе, но со временем стал замечать все больше сходств между ними. Именно тогда Лу Ханю переклинило мозг. Забавно, что когда тебе нравится какой-то человек, ты непроизвольно ищешь в нем что-то похожее на себя самого: например, ширина носа или родинка на колене, даже царапина на руке может вызвать бурю эмоций – мозг воспринимает все это и незамедлительно синхронизирует тебя с этим человеком, как аккаунт в гугле с браузером. Тогда все вкладки, сайты, история и дизайн передаются тебе, срастаются с тобой. Лухан чувствовал себя частью Хуна, важной и неотъемлемой, раз и навсегда. – Отойдем?
Им часто говорили, что они похожи как две капли воды. Баббл-ти – поправляют они в один голос – как две капли баббл-ти! Примерно полтора года они красовались в академии с белокурыми прическами, и вот последние пару месяцев Сэ расхаживал с беспорядком на голове цвета горячей смолы, а Лу остался лебедем с привычной укладкой. Что-то пошло не так. Черное и белое, хуинь и блянь, ХунХан – две половинки единого целого теперь бесконечно разные.
Лухан долгое время считал, что это судьба. Невозвратная и вечная связь, которая останется навсегда. Он укутывался в одеяла счастья и благодарил в мыслях своего Сэхунни за то, что он появился в его жизни. А так ли было на самом деле? Разве не наивный Бэмби ворвался в чужую жизнь? Неужели он был настолько ослеплен своим дурацким счастьем, что не заметил одну важную вещь? Лу, ты – клон своего лучшего друга. Ты жалкий подражатель. Посмотри в зеркало – там нет тебя, тебя больше не существует.
Лу Хань треснул.
Слишком медленно пальцы нажимали на сенсорные кнопки, слишком равнодушно блондин смотрел на Сэхуна, скользнув глазами по девчушке, которая сорвала ему, по меньшей мере, вечное счастье. Не сейчас, а тогда, еще в начале года, когда все было вроде замечательно. Мальчишка, теряя связь с Сэ, терял настоящего себя. Что происходит, Хань? Что с тобой?
– Едут, – бесцветно сообщает Лухан, не двигаясь с места. С таким видом ему можно сразу ехать на чьи-нибудь похороны чисто для фона. Навязчивая мысль бросить все снова кольнула в висках, но Хань решил не отступать. Это важно, как бы ни складывались отношения, Сэхун должен знать.
Красная комната пожирает последние остатки терпения. Он всегда был таким равнодушным на вид, вальяжным в повадках, скупым на чувства. Да и Лу понимает, что сам не лучше, все почерпнул у маннэ. Выросли.
Стоило им войти в еще одну кровавую комнату, так у Ханя уже сразу симптомы начались, побочная реакция на цвета. Красный – любовь, ведь так? 
Лухан запинается, не может двинуться с места, ни вперед, ни назад. Он чувствует что-то определенно, он бьется в немой панике, потупив взгляд куда-то в ноги Сэ, боится выдать себя. Он же не мог все это время? ... Не мог же?
Хань лениво подается вперед к О, собираясь сообщить ему кое-что важное. Только вот стоит упоминать о том, что это самое «важно» раз в двести важнее теперь стало? Лухану кажется, что он проглотил язык. Такое банальное сравнение, но на самом деле он давится какими-то тупыми потугами сказать хоть что-то, а не оставлять впечатление глухонемого дауна.
Долго думать ему не приходится, если он вообще способен думать сейчас, потому что он делает, не особо заботясь о том, что он делает. Если делать, то только сейчас, потому что никогда наступит уже завтра. 
– Прости, – начинает он твердо.
Опуская ладони на подлокотники кресла, Лухан тянется к самому лицу друга, в последнее мгновение успевая только выдохнуть ему на губы свое любимое имя.
«Прости, Сэхун-а, мы больше не можем быть друзьями».

Странно, наверное, не задыхаться спустя столько времени. Странно вообще чувствовать себя живым, может, даже чересчур живым – Лу наивно предполагал, что умрет сразу же, стоит ему прикоснуться к младшему. Но время тянется, долго, сладко, как горячая карамель; а тут, а здесь – а он здесь и он все еще целует его. Этот мир застыл, полностью погруженный в жидкий раствор анабиоза. Как мертвая картина о живых или живая картина о мертвых – разницы никакой, он все еще целует его. Коротко, но ярко, плотно прижимаясь своими губами к чужим. Хань не понимает, как он решился на такое. Он ведь был не из тех, кто так просто берет и делает что-то необдуманное и сумасшедшее, но он делает это. Он ведь не тот, кто с корнем выдирает любимые сочные подсолнухи, так заботливо выращенные на огромном поле его души, но он делает это. Давясь неясной горечью в горле, Лу понимает, что ему сложно остановить происходящее. Глупо было считать, будто он знает, чего ждет. Глупо было думать, будто он предугадал все наперед и знает исход этой игры с точностью, что порой бывает недоступна даже судьбе. Глупо, глупо, глупо – и это он и есть – всего лишь глупый мальчишка. Ничего из этого он не планировал заранее, не высчитывал секунды, не заботился о последствиях. Так беспечно бросаться на лучшего, ох, друга с резкими заявлениями и не менее шокирующими действиями – последнее, что он мог сделать для себя сейчас. Лу Хань хочет быть эгоистом, но после этого больше не сможет.
Он точно знал, что маннэ не дышит, потому что чувствовал только мягкие теплые губы и больше ничего. Господи, он мог бы  думать об этом вечно. Странно думать об этом, делая это. Лу мог бы делать это вечно, никогда не открывая глаз. Жаль, что вечности у них нет – слишком дорогое оно, непостижимое, а жизни хватает всего на жалкое мгновение тлеющих крыльев бабочки. Лу Хань с шумным выдохом отстраняется, ощущая горячее дыхание Сэхуна на своих сухих губах. Все.
С этого момента прежняя жизнь срывается в мрачную бездну, где разлагается до самого основания, пока не останутся сплошные обглодки. Хань бы забился куда-нибудь в угол сейчас, пальцами сдирая за нижние веки кожу, а потом бы упал лицом в ладони, рыдая, как девчонка, которая слишком сильно затянула праздничный бант на шее пушистого котика, а тот взял и сдох.
Он держится спокойным, вдыхает глубоко, поднимает взволнованный взгляд на младшего, ожидая победной реакции. Истерика была уже скоро, дергала его изнутри, а невинный Бэмби был готов принять ее, зарываясь пальцами в свою идеальную укладку, пробивая головой стены. Ебать ты лох, Лухан – подсказывало ему сознание, а ведь он ждал именно этих слов. А за ними должен последовать грубый толчок в грудь, сломанная челюсть и еще как минимум размазанные по кровавым стенам тупые мозги старшего за свой поступок. А Сэхун что? Он просто отводит взгляд в сторону. Как будто это он виноват во всем. Эй, это же я тебя целовал только что, где моя заслуженная доза насилия?
Лу невольно усмехается про себя, наблюдая за полуживыми эмоциями на лице друга. О чем он думает? Что с ним творится сейчас? Хань знает Сэхуна достаточно, чтобы распознавать малейшие изменения в его настроении, эмоциях. Но не сейчас, когда они больше не лучшие друзья. Сэхун теперь совсем другой для него, по-другому любимый, что ли. Всего за какие-то пять минут небо затопило океаном, а он даже еще не признался. А что случится, когда все-таки признается? Мир упадет заново – думает Хань, привыкший к резким пространственным перепадам.
И если вот внутри сейчас до потемнения в глазах стучит именно сердце, тогда это самый беспокойный и бесполезный орган во всем человеческом теле – от него одни только страдания, боли. Давление между ними растет, а солнечный принц даже и слова вымолвить не может. Или не хочет?
Лухан внезапно сосредотачивается на губах маннэ, когда тот начинает говорить, и ловит себя на мысли, что если вдруг что-то ему не понравится в словах Сэхуна, то он не раздумывая заткнет его рот уже назло. Будет специально терзать и кусаться, доводить до того, чтобы тот сам захотел продолжения. Но Бэмби поспешно понимает, что еще не настолько осмелел и еще не настолько гей.
Хань еле сдержал удивленный смешок, застрявший в горле, не дал изумлению показаться на своем лице, со всеми силами стараясь оставаться спокойным и даже несколько меланхоличным, но эти невинные реплики Сэ заставили его все же виновато расплыться в улыбке.
– Хён! Я тебе хён, мелкий, – игриво сердится Лухан, небольно щипая за щеку Хуна, и выдает теперь себя с головой, смеясь уже в открытую. Его прелестное «объяснись», «я тебя не понимаю, Хань» разливают на душе непонятное тягучее чувство, которому Лу еще не подобрал определения. То, как младший подбирал слова, то, как он их выговаривал – было в этом что-то очаровательное, отчего хотелось только улыбаться, и Хань сам себя понять не мог, почему именно так. А больше всего его забавляло то, что Сэхун никак не отреагировал на их близость. Слова, слова поразили его в самое сердце, наверное, раз он так сосредоточенно смотрел из-под своих черных сдвинутых бровей. Лучшим объяснением был бы, конечно, очередной поцелуй, но свое ангельское лицо все-таки хотелось сберечь.
– Сэхунни, – повторяя за младшим, Лу накрывает ладонью его плечо и сжимает, – это из-за меня. Конченный эгоист Лу Хань просто бросит тебя здесь, дорогой мой друг, готовь платочек.
– Я уезжаю в Китай сегодня ночью и позвал тебя, чтобы попрощаться.
Лухан не выглядит грустным или подавленным, только виновато поджимает губы. Лухан словно солнце был всю жизнь, он будет светиться от счастья, потому что вовремя спохватился с чувствами, чтобы обрубить их на корню; потому что другого выбора у него нет. Тяжелую болезнь невозможно будет излечить, если дать ей свободу и волю цвести, пока она не сведет тебя в могилу, дорогой мой друг.

Ну что, Лухан? Вот и все. Времени осталось критически мало, вряд ли ты успеешь за эти последние мгновения что-то понять. Да и так только лучше, не думай ни о чем. Смысла, кажется, больше нет.
Если бы ты умирал сейчас, то все выглядело бы куда драматичнее. А ты выглядишь странно, Хань. Прибитый к полу невидимым колом, все твое тело искажается под косым углом. Одна огромная черная полоса, треснувшая вдоль всего тебя, разделяет на две кривые половинки, ассиметрично прилегающие друг к другу. Кажется, ты хочешь срочно сростись воедино, но это невозможно. Такой редкий и чистый хрусталь по имени Лу Хань безвозвратно сломан. Да, скорее всего, теперь ты никому такой не нужен. Мне так жаль, что все так случилось. Мне очень жаль, Бэмби. Я бы подхватил тебя за плечи, прижал к себе, утешил. Только рук у меня нет, и тела, собственно, тоже. Ха, да и не видишь ты меня, даже не чувствуешь. Даже не слышишь. Как жестоко. Эй, Хань, ты ведь не умираешь?
Хань?
Тело словно онемело, а бледно-голубые нервы, безжалостно порваные, потухли. Получалось только дышать – ровно, спокойно и безразлично. В общем-то, наполнять лёгкие воздухом станет единственным смыслом в будущем. Всё остальное откинулось само по себе, даруя свободу почти что полому телу. Нельзя с точностью сказать, что чувствует Лухан, потому что его сознание отказало точно так же. Связь с мальчишкой полностью потеряна, можно догадываться о его состоянии только по внешним признакам, если они вообще распознаваемы. Вот он небрежно соскальзывает взглядом с потолка на кровавую стену, пару раз моргает, а затем перемещается немного влево, заглядывая пустыми глазами за окно: скорее всего, там видится ему безоблачная звездная ночь, та самая ночь, когда он теряет лучшего друга. Она будет сегодня необычайно холодной и долгой, как и его смерть. Лунный искрящийся свет, скользящий в горячие стены красной комнаты не освещает на гладком красивом лице Лу Ханя ни единого признака жизни: ни боли, ни печали, ни злости – ничего. Это труп – не живой человек. Если вдруг кто-нибудь догадается протянуть вдоль всего периметра желтые полосы, предупреждающие об ужасном преступлении, то пусть запротоколируют сердечный приступ. Причина? Убийца? Голоса нет, читайте по губам – О Сэ Хун.
Действительно ли его близнец был единственным и абсолютным смыслом всего? Всего Ханя? Был. Но теперь уже нет. С этим осознанием редкий вирус немедленно поражает смертельным ядом полностью организм, разрушая и расщепляя все клетки, структуры и цепи, сохраняя лишь внешнюю целостность и красоту хрупкого тела, а внутри все гниет, гниет, гниет. Как ароматное яблоко, соблазнительно блестящее своими красными боками, ужасает своей чернистой гнилью и жирными червяками внутри. А ведь когда-то оно было вкусным и сочным, оно не хотело портиться. У Лу нет другого выбора – он вскормит своих червей внутри себя, потом в какой-то щекочущий момент от отвращения к самому себе он перережет себе горло. Может, хоть так вся эта дрянь из него выйдет, и в гроб тогда уложат все такого же прекрасного и непорочного юношу, каким он был при жизни. Усыплют розовыми лепестками его солнечные локоны, мазнут вишней по холодным губам и проведут его в конечный пункт судьбы. Только смешно все это, скажи, – тело пусть и умрет, но тень страдания останется. Лу не хочет страдать тот жалкий остаток своего времени, с которым ему приходится сейчас мириться.
Упираясь одной ладонью в жесткий ворс ковра, Лухан поднимается на ноги, непривычно ощущая свои совсем недавно атрофированные конечности вновь налитые энергией. Привыкая к пространству, парень медленно направляется к двери. Минует кричащий роскошью холл, оглушаемый собственными звонкими шагами о мраморный пол, не обращает внимание на чьи-то окрики, и вот Лу уже стоит под тяжестью черного небосвода. Всего пару мгновений назад голова пухла от пустоты в ней, а сейчас потухший экран мыслей вновь загорелся. Он хочет сосчитать сегодня звезды, как можно больше звезд. Можно будет загадать желание просто так. Лу хочет есть. Вспоминает, что любит сочетание банана и сливы, когда ступает на ступеньку любимого фиолетового автобуса с желтыми пористыми перилами внутри. Ах, пористый шоколад! Пузырный, возьми мне пузырный – так он всегда называл сладость, когда просил младшего захватить с собой что-нибудь вкусное. Лухан неосознанно натыкается взглядом и памятью на бесконечное множество вещей вокруг, которые крепко связывали его с Сэхуном. Так, когда-то обыкновенный мир вокруг теперь приобрел свои краски и значения. Здесь за углом находилось их любимое кафе с забавными подвесками на зеркальном потолке, а одним кварталом выше огромный книжный магазин с петляющими лабиринтами из полок, в которых Лу часто терялся и в первый раз даже запаниковал. Тогда он побоялся громко звать друга, поэтому пришлось искать друг друга смсками. Постепенно это становилось смешным, потому что они постоянно разминались, прикованные к сенсорным экранам, но со временем они выучили все проходы. Вспоминая теперь о тех беззаботных днях, Лухан очень завидовал себе прошлому, ведь тогда он просто радовался и жил, а не выживал, как сейчас. О! А вот в этом торговом центре они бродили как-то в выходной, надкусывая сочные таяки из кондитерской напротив, и обзавелись своими драгоценными браслетами дружбы. Сэхун фыркнул сначала, мол, глупая вещь, но Лу верил, что так их дружба станет только крепче. Младший неохотно сдался, пока Хань неустанно дергал его ладонь, чтобы нацепить тонкую плеть на запястье. Сейчас, наверное, она выброшена куда-нибудь в грязный переулок или в урну – грустно улыбнулся блондин, пока пальцы мягко теребили кожу собственного браслета. Сделав глубокий вдох, Лухан снова поднял голову, встречаясь с яркими огнями вечернего города. Когда он доедет до места, то будет совсем-совсем темно.
Здесь они тоже бывали вместе, но редко. Отдаленный край близ Сеула, тихое райское место с захватывающим видом на свежие сочные листья зеленого луга, хотя это на самом деле был густой лес, с высоты, кажется, двух или трех тысяч ступеней. Хань так и не сосчитал их до конца. Сэхун всегда намеренно сбивал его, заговаривая о какой-то ерунде, отчего Бэмби страдальчески выл и жмурил глаза на ехидную улыбку младшего. Сегодня точно досчитает. Потому что Сэ рядом нет.
– Лин.
– О, боже мой, я так устал.
– И.
– Ноги гудят от боли, я их не чувствую, айщ!
– Эр.
– Ну, вот, все руки теперь липкие. Не надо было с тобой салфеткой делиться.
– Сань.
– Почему я должен подниматься вместе с тобой? Йа!
– Сы.
– Лухан! Ты меня слышишь?
– У.
– Хён, я умру сейчас!
– Лю.
– Ну, хён, давай я внизу подожду?
– Ци.
– Хё-ё-ён.
– Ба.
– Мой труп останется на твоей совести. И липкие руки тоже.
– Цзю.
– Мне так жарко, я точно умру.
– Ши. Мы поднялись, блядь, всего на десять ступенек! Ей-богу, если ты продолжишь так все две с лишним тысячи ебать мне мозги, клянусь Зевсом, я тебя скину вниз.
– Что?! Две с лишним тысячи? Хён! Подожди! Причем тут Зевс? Хён, ну пожалей меня!
Хань остановился на десятой и улыбнулся собственным воспоминаниям. Тогда Сэхун все-таки умудрился вывести его из себя, но, к превеликому счастью обоих, вниз кувырком не покатился. Они поднялись на эту невероятную высоту, каждый по-своему переживая маленький триумф: Лухан счастливо улыбался и ровно выдыхал, чувствуя облегчение, а Сэ, наоборот, недвусмысленно стонал лицом в разноцветную плитку (кажется, кирпич с кирпичом делился безудержной радостью). Одинокий маленький храм возвышался в море зелени и выглядел как капля над поверхностью воды, от которого красными узорами расцветал огромный пион до самых священных ворот. Убавляя драматичность в мучениях Сэхуна легким похлопыванием по спине и помогая тому подняться на ноги, Лу повел друга через тории, приближаясь к порогу хайдэн. Судя по смешаной архитектуре этого миниатюрного ансамбля, темпл отдавал больше нотками японской культуры, полыхающий ярко-красными колоннами ритуальных ворот и характерными взлетающими углами крыш самого темпла. За нестандартный терпкий зеленый и драгоценное золото в оформлении святилища Хань нарёк его «храмом васаби», на что его лучший друг каждый раз издавал нервный смешок. Парень привык ассоциировать вещи с различной едой, таким образом придавая им уникальную для себя ценность, а Сэхун просто дурак. Здесь почти не бывало людей, местечко не пользовалось популярностью да и достаточно далеко находилось от Сеула. Всякий раз подниматься вверх казалось адской мукой, но Лухан знал, что это успокаивает мысли и приводит их в порядок. Ступенька за ступенькой тянулся его тернистый путь, но с каждым шагом прибавлялось больше сил, расцветало вдохновение и желание, иссякали проблемы. Иногда Бэмби останавливался, с улыбкой наблюдая, как со временем Сэхун тоже стал понимать кое-что, и возмущенных вздохов становилось все меньше. Когда-то в начале они шли с некоторым расстоянием, но в последний раз друзья поднимались вместе, плечом к плечу двигаясь к вершине. Лухан изредка подавал голос, Сэ задумчиво хмыкал, и так они преодолевали путь вдвоем. Они никогда не молились, просто стояли молча на небольшой площади и единились с природой, еле вздрагивая от приятоного звона колокольчиков и шуршащих алых флажков – здесь всегда как будто царил немой праздник. Мысли каждого тихонько ютились в головах, отражаясь на лице бесконечным умиротворением. Хань любил каждую секунду того времени. Вершина одинокого храма была его единственным местом, в котором он чувствовал себя по-настоящему счастливым. Особенно, когда рядом был его лучший друг.
Звездная пыльца стала сиять ярче, а небо почернело подобно океану в безлунную ночь. Проглатывая вязкий ком горечи, Лухан медленно поднимался по ступенькам, уже давно бросив считать. Он понимал, что лёд ужасных чувств начал оттаивать, стекая пекущими слезами по щекам. Прерывистое тяжелое дыхание смешалось с ошметками истерики, больно дерущей горло. Лу начал откровенно и громко рыдать, не узнавая собственного голоса – как же невыносимо. В отчаянии он наклонялся корпусом вперед, чтобы от пьянящей боли, треснувшей в висках, случайно не откинуться назад и не убиться об острые углы. Иногда даже касаясь кончиками пальцев ступенек, парнишка не останавливал шаг, взбираясь на свою спасительную вершину. Это должно кончиться, это обязано остановиться, это пламя, съедающее заживо его внутренности, как же болит здесь, вот здесь – Хань хватается за сердце, сжимая ткань пиджака до побелевших костяшек, накрывая кулак дрожащей вспотевшей ладонью. Это несправедливо! Несправедливо! Несправедливо! – кричит его изуродованное в солёных разводах и красных пятнах лицо, прекрасное измученное лицо. Сэхун, он же самый дорогой человек на всей планете. Неважно, кого он потерял – друга ли, врага или любовника, он потерял самое ценное – человека. Лухан потерял человека, которого так эгоистично желал себе. Ему хочется закричать – неужели это так плохо?! Плохо хотеть себе всего лишь одного человека на всю жизнь? Всего лишь одного и единственного среди населения в хуевы миллиарды? А?! Отвечайте, мудаки! Отвечайте!
Ослабевшее до предела тело делает последний шаг, ступая на край квадратной площади. Это вершина. Величественные тории встречают Лухана немым осуждением, и парень невольно ежится от холода, по-детски растирая слезы по горящим щекам. Он и забыл, как здесь бывает холодно, тем более по ночам. Так непривычно стоять лицом к далеким ночным огням Сеула в одиночестве. Кажется, с этого дня он навсегда одинок.
Интересно, – нарушил как-то привычную тишину Сэхун, – какой тут вид ночью? Ах, да. Никогда еще раньше парни не бывали здесь ночью, да оно и понятно почему: место далёкое, транспорт редкий, подъем и спуск забирали много энергии и приличный час или даже два, а они постоянно в академии – было неудобно выбираться в такое время.
Не знаю, – пожал тогда плечами Хан, вслушиваясь в теплые переливы птичьих пений. Но теперь-то он может смело сказать, что ночью здесь холоднее обычного и прекраснее в стократ. Только некомфортно без Хуна. Это место предназначалось им двоим с самого начала, а теперь всё изменилось.
Ярко-красные фонари по всему периметру испускали уютный свет на площадь, заставляя завороженно наблюдать за перламутровым колыханием листвы вокруг. Легкий ветер трепетно касался колокольчиков, пронизывая пространство тонким звоном божественного покоя. Лухану всегда было интересно, правда ли это, что когда слышится этот звон, то это не иначе как бог навещает священное место, вслушиваясь в молитвы людей? Интересно, бог сейчас здесь? Он бы хотел с ним поговорить, хотел, чтобы его выслушали.
Тонкие пальцы скользят сквозь золотые пряди, придавая уверенности, и Лу начинает свой немой монолог, вдыхая отрывисто и волнительно.
Если на этом свете и правда есть существо, достойное зваться Богом, то я хочу задать ему один лишь вопрос: «Есть ли Судьба на самом деле?» Вдруг кто-нибудь плюнет на Судьбу, инстинкты, ДНК, и просто полюбит? Останется ли он обычным человеком? Но ответа так и не следует, а воздух словно обжигает альвиолы, и дышать становится безумно больно. Хотя, разве эта боль настоящая?
– Ненавижу слово «судьба», – четко выговаривает опустошенный Хань, прежде чем забыть всё.

На улице уже середина июля. Все учатся от балды и ждут каникул. Сэхун тоже бы их ждал, да провести свободное время просто напросто не с кем. Большинство приятелей и сверстников уезжают, а с остальными у Сэ просто нет желания общаться и иметь хоть что-то общее. Сосед по комнате свалил ещё неделю назад, всем своим видом показывая, что общаться с О-нахера-ты-выкинул-половину-своих-вещей-Сэхуном он не хочет, потому что у того последнее время настроение нихрена не радужное. Мне хватило радуги в жизни. А вещи он повыкидывал, кстати, чтобы “начать новую жизнь”. Не вышло как-то, но все же некоторые, теперь уже, ненужные вещи он сложил в коробку и выкинул в мусорное ведро. Не сложно догадаться, что вещи эти хоть как-то, но связывали в прошлом Лухана и Сэхуна. А теперь их нет. Жаль, конечно, что в голове Сэ нет корзины и кнопки “delete”, чтобы стереть самые яркие и запоминающиеся события за прошедший год и, особенно, последний весенний бал. И новая неделя учебы, наверное, тоже бы ушла в небытие. Потому что О Сэхун прекрасно знал, что как только он зайдет в класс - все столпятся вокруг его парты, будут спрашивать как дела, а потом, невзначай, спросят “где Лухан?”. И  Сэ ответит. Хоть и коротко и невнятно. Хотя он  даже подготовился к этому, специально с утра пораньше повторял, чтобы на автомате отвечать “уехал. что уж тут поделаешь?”. А ответить нормально так и не смог, потому что… просто потому что. И в номинации “ лучшая отговорка года” побеждает О Сэхун. Congratulations! Ладно-ладно, просто признавать не хотелось, что он вот так просто остался без друга. А кому бы это вообще захотелось делать? Перестань думать о рогатом хуевом кидалове. Сумасшедшее начало дня. Дурацкая жизнь.  Люди совершенно разучились нормально  жить. Лишь учеба, учеба, учеба и ещё раз учеба. Вот и сейчас снова эта учеба. Идиотская Корея и идиотское помешательство на учебе. А ведь у О Сэхун хотел уйти раньше с уроков. Нет, получение образования, несомненно, самый важный момент в жизни, но тратить так много времени Сэхун точно не намеревался. Он был с самого утра немного подавлен, зол и его настроение было где-то в самом низу. Впрочем как и последний месяц. По правде говоря, у Сэ скривилось лицо, когда он оглядел весь народ, что находился в помещении. Раньше они как-то не казались парню мерзкими и двуличными, так какого черта сейчас он такого мнения о них? Будь на месте Сенши кто-то другой, парень бы обязательно сказал что-нибудь на подобии “у кого-то месячные”. Не говорить же ему самому себе такую ересь?
Возвращаясь к прочтению учебника истории, парень краем уха слушал разговор одноклассников. Ну, если быть честным, то не услышать этих парней было довольно сложно. Просто если бы парни говорили чуть тише, то Сэхун бы не отвлекся на них и вообще не был бы в курсе, что сейчас уже их класс отпустят.  Сэхун  устало вздохнул и только что открытый учебник отложил в сторону. Переведя взгляд, парень заметил, как тихо бьется дождь об окно академии, стекая линиями вниз; он смотрит в окно, не видя что там творится, какая из птиц пролетает мимо, да и деревьев, собственно, тоже не видит. Увы, Сэхуну сейчас была видна лишь пустота, что заполоняла его, утащив на самое дно, из которого ученик 2-2 не видел выхода, а может просто и не искал его, потеряв интерес ко всему окружающему вокруг? Середина июля, вроде бы только началось лето и на улице должно быть солнце, но теплых лучей, как и такой же теплой погоды, не было в помине. Даже самые солнечные и искристые улыбки меркнут от летних дождей и холодных ветров, пронизывающий насквозь, от которого нет спасенья ни в вязаном свитере, ни в пиджаке формы, лишь в теплых руках и горьком кофе, что разбавлен молоком.
В этот момент учитель входит в класс и говорит, что ученики могут быть свободны. В один момент все вскакивают со своих мест, кое-как пихают учебники в рюкзаки и выбегают из помещения. Сэ дожидается пока толпа рассосется и выйдет из класса, и после сам поднимается с места, выходя за всеми. Около шести часов вечера. Куда податься? Что делать? В голове совершенно нет идей и каких-либо мыслей. Решившись все же просто прогуляться (и плевать на моросящий дождь), Сэхун направляется к женскому общежитию. Не специально, скорее потому, что соскучился он по одной особе. Они же так нормально и не виделись. Даже в день бала, когда Сэ приехал в больницу, он не смог попасть в палату Вури. Его попросту не пустила туда медсестра, постоянно ссылаясь на то, что пациентка всё ещё в плохом состояние. Сэхун знал об этом, но все равно хотелось хотя бы посидеть рядом с Ву. Пройдя к задней части общежития, парень взглядом нашел закрытое окно Вури.  Была она в комнате или нет - Сэхун не знал. Но кто не рискует, тот не пьет бабл ти. Посему схватив первый попавшийся камешек, Сэ запустил его в окно Ву. Эффекта совершенно никакого, также как и реакции со стороны девушки. Совершенно не расстроившись, Сэхун порыскал более массивный камень и в итоге его попытки не были обречены на провал. Сэ нашел булыжник. И потом с наивным видом запустил его в окно Вури. Секунда, две, камень на финишной прямой и он достигает цели! То бишь разбивает окно в хлам. И, как это не странно, из этого самого окна выглядывает Го Ву Ри. И эмоции её даже сам Сенши понять не может.
- Прекрати так смотреть. Я потом заменю тебе стекло. Эй, ну, Джульетта, милая моя Джульетта. Пошли в магазин, а?